Не вполне ясная ситуация и с 67-й гв. сд. Первоначально её планировали включить вместе с 204-й и 309-й сд в состав 23-го гв. ск. В 1.00 12 июля полковник А. И. Баксов подписал приказ № 0074/оп, в котором говорилось:
«2. 67-я гв. сд с 5-мгв. мп, 493-м иптап, 869-м иптап, 496-м иптап и 314-м гв. мп переходит в наступление в направлении лес севернее Верхопенье с задачей восстановить утраченные позиции, уничтожить пехоту противника, вклинившуюся в оборону… Начало наступления — 8.30 12.07.43 г., артподготовка — 20 минут» [496] .
Однако этот приказ был отменён, в атаке она участия не принимала, и в полночь её вывели в резерв командарма. Почему командарм был вынужден резко менять решение — неизвестно.
События, происходившие в штабе 10-го тк на рассвете 12 июля, иначе как драматическими назвать нельзя. В 1-й ТА корпус был наиболее сильным соединением, поэтому при планировании контрудара на него возлагались большие надежды. Но как оказалось, генерал-лейтенант В. Г. Бурков не собирался в нем участвовать. Но обо всем по порядку.
В 16.40 11 июля начальник штаба армии генерал-майор М. А. Шалин направил комкору и командиру 204-й сд полковнику К. Б. Байдаку приказ командарма: передать участок обороны корпуса частям дивизии и к 23.00 сосредоточить все танковые бригады в районе ур. Большое, ур. Яблоново, /иск./ свх. «Сталинский», восточная часть ур. Язавок. На этом документе стоит отметка, что адресаты получили его в 19.10. Приём-передача рубежа затянулся, и к полуночи соединения 10-го тк к месту назначения не вышли, они сосредоточились на исходных позициях между 2.00 и 5.00 часами. Наиболее сложно проходил марш 178-й тбр полковника М. К. Шапошникова, так как от нового района сосредоточения ее позиции находились дальше других соединений. В журнале боевых действий отмечается:
«Бригада перешла в район ур. Большое с задачей: наступать в направлении Новенькое, Долгий, Сырцев и к исходу дня выйти в район Покровки.
Условия марша были следующие: теснимые противником наши части следовали по маршруту Шипы — Знобилово. Общая колонна бригады разорвалась на батальонные колонны и мелкие группы. Колонны двигались в предвечернее время и в условиях дождя. На участке Знобилово, Зоринские Дворы, Вознесеновка, Алисовка — марш совершался в полной темноте, при неизвестности обстановки и под воздействием авиации противника» [497] .
Что произошло с командованием корпуса после рассвета, неясно.
Анализ имеющихся в распоряжении автора документов приводит к мысли, что генерал В. Г. Бурков решил вновь использовать опробованный 8 июля под Прохоровкой «маневр», проще говоря, проигнорировать приказ командующего фронтом о переходе соединения в контрудар.
Причём теперь он прикрылся ещё более смехотворной причиной — якобы командование армии не поставило ему конкретных задач, поэтому он и не планировал наступать. Допускаю, что читатель может не только удивиться такому поведению генерала, но и попросту не поверить в это, как, впрочем, сначала не поверил и я, читая следующий документ:
«По Вашему приказанию о расследовании факта незнания задачи на наступление командиром 10-го тк генерал-лейтенантом Бурковым докладываю:
11.07.43 в 15.00–16.00 мною была поставлена задача на наступление 10-му тк через помощника начальника оперативного отдела 10-го тк майора Комарова.
Майор Комаров прибыл в штаб корпуса, подробно по карте и записям доложил задачу командиру 10-го тк генерал-лейтенанту Буркову, который не организовал полностью работу по выводу частей в исходный район, сам не приехал на КП и штарм для уточнения задачи, чем затянул время для организации наступления.
Прошу Вашего распоряжения о привлечении командира 10-го тк генерал-лейтенанта Буркова к ответственности» [498] .
Приведённый в документе факт был выявлен Н. С. Хрущёвым утром, за несколько часов до начала атаки. Как и всё руководство фронта, член Военного совета каждый день бывал в разных соединениях, но согласно неофициальному списку за ним была закреплена первая танковая, которую он «курировал». Перед рассветом 12 июля он приехал к М. Е. Катукову и после недолгого разговора направился в 10-й тк. Повод для посещения именно этого корпуса у него был, и не один. Лишь только это соединение прибыло в состав фронта, в нем начали происходить чрезвычайные происшествия. Сначала комкор не выполняет приказ командующего фронтом, затем корпус лишается командования: 9 июля, попав под бомбежку, получают ранение В. Г. Бурков и начальник штаба А. Г. Свиридов, за сутки до наступления пропадает с секретными документами заместитель командира корпуса по политчасти полковник Ф. Ф. Малинин, при этом погибли только назначенный начальник штаба одной из бригад и один офицер. Никита Сергеевич не был специалистом в военном деле, но в людях разбирался неплохо. Его тревожили все эти события, и он решил лично разобраться в ситуации. Возможно, заодно хотел управиться и о состоянии здоровья комкора.
Каково же было его удивление и возмущение, когда Василий. Герасимович сообщил ему, что он не знает задачу для корпуса и вообще наступать не собирался. Автору удалось познакомиться с документами по этому происшествию. Н. С. Хрущёв был человеком темпераментным, из тех, кто за словом в карман не полезет, в документах чувствуется: он с большим трудом сдерживал свои эмоции, но и причина возмущаться была действительно весомой. Фронт, напрягая силы, стремится окончательно остановить врага, а командир полнокровного танкового соединения уже не первый раз за несколько дней пытается уклониться от боя. Да к тому же в ходе операции, которую лично контролирует Верховный.
Высказав всё, что он думает по поводу недостойного поведения генерала, член Военного совета фронта предупредил В. Г. Буркова: если корпус своевременно не перейдет в контрудар, он лично возбудит ходатайство о привлечении к строгой ответственности. Это возымело свое действие и в какой-то степени спасло комкора, хотя от ответственности он не ушел.
Сегодня очень сложно детально выстроить ход событий более чем полувековой давности, понять их взаимосвязь, так как не вскрыты все обстоятельства и факты, связанные с межличностными отношениями в среде командно-начальствующего состава войск Воронежского фронта, да и всей военной организации Советского Союза в целом. С уходом из жизни участников событий утрачен огромный пласт информации о взаимоотношениях, острых моментах в среде генералов, о пристрастиях и антипатиях. А ведь этот аспект имел большое влияние не только на карьерный рост того или иного командира корпуса или командарма, но и на результат боевых действий войск, которыми он командовал. Вот лишь несколько фактов, которые трудно объяснить. Из письма генерал-майора А. Г. Кравченко, направленного 13 июля Н. Ф. Ватутину:
«В ожесточенных боях с танками и мотопехотой противника, не будучи поддержанным соседями справа и слева, корпус понес большие потери в танках, но задержал продвижение противника на север. Мне казалось, что славные дела корпуса, показавшего немало героических примеров, должны найти свое отражение во внимании и заботе по повышению его боеготовности, сохранению его старых кадров, в которых живы традиции Великой Сталинградской битвы. Такого внимания и заботы не видно со стороны командующего БТ и MB ВФ генерал-лейтенанта А. Д. Штевнева.