Заметив дальше по улице неясные тени, Федотов заколебался. Скорее всего, какая-нибудь мелочь, но стоит ли понапрасну рисковать куцым боеприпасом? Скрепя сердце, пришлось свернуть во дворы. В ослепительном свете взошедшего солнца замкнутое внутреннее пространство железобетонных многоэтажек не казалось особо угрожающим, скорее наоборот — вся «площадь» отлично простреливалась, что было огромным минусом для «контактных» хищников. Здесь хорошо и вольготно только человеку, давно предпочетшему клыкам и когтям более практичный дальнобой. Главное, держаться подальше от самих домов, их стен, окон и дверей, и тогда никакая засада не страшна.
Успокоившись, Костя смело двинулся вперед, увлекая за собой безмолвного товарища. И просчитался.
Слепни — старые знакомые! — появились, когда друзья уже миновали центр двора. Пятерка крупных особей и не думала прятаться — мутанты застыли метрах в сорока от людей и вальяжно ожидали своих жертв. Роль загонщиков досталась еще шестерым тварям, зашедшим со спины самонадеянных двуногих.
Федотов обматерил сам себя и, недолго думая, взялся за автомат. «Вот тебе и „тихая“ операция… Даже если отобьюсь от этих уродов, от погони уже вряд ли уйдем. Как же обидно сгинуть в пятнадцати минутах ходьбы от родной станции…»
Вслух Костя прокричал:
— Ну что, гады, подходи по одному!
И не услышал собственного голоса, потонувшего в оглушительном гуле. Слепни все, как по команде, вскинули морды к небу, откуда пришел спасительный шум. А Живчик, прежде чем с удивлением уставиться ввысь, разрядил полрожка в загонщиков. Оставшиеся в живых монстры предпочли позорное бегство неизбежному истреблению.
Источник небесного «грома» укрылся от Костиного взгляда — одна из высоток напрочь перекрывала обзор. Пришлось оббегать кругом целый дом.
«Как же удачно получилось! — радовался неожиданной развязке Федотов. — Этот грохот заглушил выстрелы. Вот уж подфартило так подфартило».
Но в следующее мгновение Живчик забыл о внезапном везении — тяжело разрезая густой воздух лопастями, над мертвым микрорайоном Ботанический летел вертолет.
* * *
— Внук, тебе пора возвращаться.
— Я знаю, дедушка. Мы еще увидимся когда-нибудь?
— Пусть судьба ведет тебя. Мидзару, кикадзару, ивадзару.
* * *
Что-то мешало, давило на глаза. Пришлось стащить с лица противогаз, а затем и тугую повязку, обрекающую на слепоту. Иван находился в каком-то темном помещении, состоящем из одних лестниц. Живчик тащил его за собой, накручивая спираль за спиралью из проносящихся мимо ступеней. Дозорный несильно дернул рукой, пытаясь вырваться. Костя, почувствовав сопротивление, мгновенно обернулся и, не ослабляя захвата, оценивающе посмотрел на друга.
— Где мы? — Голос не слушался Мальгина, и вместо вопроса получился один лишь хрип. Но и его было достаточно, чтобы старый товарищ торжествующе вскричал:
— Ну, слава богу, я уж и не надеялся… — И тут же добавил, уже совершенно иным, не терпящим возражений тоном: — Натягивай повязку и намордник обратно! Мы идем наверх!
Лестница вывела команду на крышу многоэтажного дома. Иван не мог видеть безграничных просторов, открывающихся с недоступной жителю Метро высоты… и это спасло его от шока. Зато «зрячий» Живчик пережил все от начала и до конца… Он видел, как массивная туша вертолета приземлилась возле входа на Ботаническую, видел, как из летательного аппарата выбегали люди в черных одеждах и исчезали в недрах родной станции. Один за другим — три десятка человек… Видел, как пустой транспортник поднялся в небо и лег на обратный курс, чтобы вскоре вернуться с подкреплением.
Можно было долго обманывать себя, но Костя уже знал — гермоворота открыты. Изнутри. Руками предателей. И ничего не подозревающая Бота в эти минуты…
— Ботаническая пала. Нам больше некуда возвращаться.
Надежда — плацебо: чем ближе финал, тем целебней.
Но рвать не спеши затянувшие раны бинты —
Ведь чтобы прозреть, перво-наперво надо ослепнуть
И, не убоявшись окутавшей мир темноты,
Дойти до конца, путь во мраке нашарить руками,
Творцу передать набежавший за годы оброк:
Убить в себе Авеля, чтобы раскаялся Каин
И начал творить — неумело — но все же добро,
Задумавшись вдруг о души неразбитом корыте,
Как делает каждый, живя предпоследнюю треть.
Надежда — плацебо. Но срок ее годности выйдет,
Когда не останется больше желанья хотеть.
Раскаленное восходящее солнце злобным циклопом уставилось на мертвый город. Лучами-щупальцами оно обыскивало каждый дом, заглядывало в пустые окна, проникало в открытые двери. И только тьма и тени дарили полуночным обитателям Екатеринбурга надежду на спасение. Забившись в подвалы, схоронившись в подземных норах и лазах, обитатели ночи терпеливо пережидали долгие часы правления безумного Властелина Света.
Твари дневные, ослепленные величием и могуществом своего господина, никогда не чувствовали себя под Его взглядом вольготно. Жестокая красота светила придавливала к земле, заставляла опускать очи долу, преклоняться и раболепствовать. Тем же неразумным и отчаянным, кто осмеливался поднять голову в глупой гордыне, немедленно следовало справедливое наказание — звезда навсегда лишала зрения и разума. Даже птицы, небесные создания, не перечили воле сурового владыки…
Стоящий на вершине огромного дома человек поймал себя на мысли, что хочет поднять глаза и смотреть вверх, не отрываясь, до рези и слез, чтобы только навлечь на себя гнев космического исполина, чтобы забыть и не думать ни о чем. Но скупые соленые слезы текли и без злой воли Солнца.
Сердце сжалось в груди, замерло. «Вот и все, — подумал человек отрешенно. — Вот и все… Так просто — был целый мир, был дом, был отец, а потом в одночасье не стало ничего».
Он подошел к краю крыши и теперь балансировал на ее краю. «Так просто…» Кто знает, был бы сделан следующий шаг, но сзади ждал растерянный и беспомощный друг, чьи глаза надежно укрыты от взгляда испепеляющего светила плотной повязкой.
Непривычно открытый мир под ногами лежал, словно на ладони. Тонкие карандаши высоток, изогнутые змейки приземистых девятиэтажек и карликовые «наросты» административных пристроек обнажились, предстали в мертвенной, безнадежной наготе. Величественный «Дирижабль» с высоты походил на гигантскую теплицу, оставленную тружениками-титанами, либо даже технохрамом кустарей — гномов, что в память о себе возвели этот священный ангар… Мысли человека, застывшего на краю, путались, бессознательно витая в причудливых сферах. Как же хотелось насладиться мгновением, стоя выше самых высоких вершин, раскинуть руки и закричать: «Этот мир — мой!» Только злобно ухмыляющаяся реальность затыкала рот, заставляя давиться лживыми словами. «Мы — бездомные. Отверженные. Изгнанные. Чужаки на собственной земле».