— Диспозиция проста. Убиты два человека, и ещё одна девушка лежит в реанимации. Преступление, как ты понимаешь, не рядовое. У тебя был мотив. Была возможность. Есть свидетели, которые тебя опознают. Есть патроны. Может, и на пистолете «пальчики» найдутся, это мы позже проверим. При таком раскладе прокуратура мигом выпишет санкцию на арест. А уж в СИЗО я договорюсь о том, чтобы ты попал в нужную камеру. Поверь, в тюрьме у меня крепкие связи… Переночевав в этой камере, утром ты начнёшь проситься на допрос. У тебя ведь, Миша, нутро все гнилое. Не выдержишь ты. Сломаешься быстро. Тебя не срок будет интересовать, который за двойную мокруху могут отмерить, а состояние собственной задницы. Умолять будешь, чтобы тебя в приличную «хату» перевели. Если есть внутри стержень, то можно и пятнаху запросто отсидеть. А если анус разорвут, то каждый день будет тебе ударной пятилеткой казаться. По ночам, после того, как всю кодлу обслужишь, верёвка будет сниться. Проснёшься, захочешь в петлю влезть — не дадут. Стержня, как я уже говорил, в тебе нет. А условия для того, чтоб паханы через парашу тебя наклонили, я создам… Там зачем мне сейчас напрягаться?
— Вам всё равно, на кого дело повесить?
— Перестань, мы не в кино играем. Я десять лет в розыске, но не припомню ни одного случая, когда бы человека за чужое преступление судили. Не так это просто.
— Можно подумать, что вы бы сказали, если б такой случай вспомнили!
— Может, и не сказал бы. Но вспоминать-то нечего! В моей практике не бывало такого. Зато обратных случаев, когда душегуб от наказания уходил, — сколько угодно. Не один я — любой опер десяток примеров расскажет, не залезая в блокнот.
— Вам, наверное, это удовольствие доставляет.
— Что?
— Параша, камера, анус… Нравится издеваться над человеком, который целиком в вашей власти и ответить не может?
— Нет, не нравится. Что я, на садиста похож? Просто я хочу раскрыть убийство. И раскрою его, будь уверен.
— Но я-то ведь ни при чём!
— Может быть. Но пока я в этом не уверен. Слышал такое правило: «Спасение рядового Райана — дело рук самого Райана»? Оно про тебя.
— Кажется, презумпцию невиновности ещё не отменили.
— Кажется, у тебя нашли патроны. Очень редкие. Точно такие, какими стреляли по девушкам.
— Патроны подбросили.
— Кто? Что молчишь и в сторону смотришь? Что, мы подбросили? И обрез тоже?
Ответ подозреваемого заставил Акулова удивиться. Оказалось, что он неверно оценил Михаила. Парень, конечно, трус и подлец. Но трус в меньшей степени, чем предполагалось.
Вскинув голову, он посмотрел Андрею в лицо:
— Я же видел, как Сазонов, который потом протокол оформлял, банку с «травкой» из своего кармана достал…
* * *
Всё получилось быстро до неприличия.
Макс летел вниз по ступеням и не мог остановиться, несмотря на то, что видел, как незнакомец вытаскивает из-под пальто какое-то оружие.
Николай, с трудом прервав процесс освобождения организма от жидких отходов, не стал застёгивать штаны и бросился вслед за коллегой, чувствуя, что не успевает. Он не понимал, что именно должно произойти, но уже знал, что они нарвались на крупные неприятности. Все, конец! Знал, и тем не менее продолжал бежать, прыгая через две-три ступеньки. Странно, но лестница казалась бесконечной, и парень в чёрном полупальто, доставший из-под мышки нечто короткоствольное, не становился ближе.
Кто просил их действовать настолько топорно? А ведь взрослые люди. Начальству друг на друга не жалуются…
— Стой! — неожиданно рявкнул парень, вскидывая правую руку.
Максу показалось, что противник целится в него распрямлённым указательным пальцем, что в руке ничего нет и что все эти угрожающие телодвижения — не более, чем примитивный финт. Макс воспрянул духом. Какое, на хрен, «Стой»? Да ты сам счас у меня ляжешь, ишак ты бухарский!
Свою ошибку Максим понял слишком поздно. Противник не был безоружен и готовился пустить свою игрушку в ход. Сыграть задний ход Макс не мог, слишком велика была сила инерции. Он крикнул с надрывом: «Н-на, сука!» — и запустил в лоб врага Колькиным сотовым телефоном.
Враг уклонился, и мобильник смачно шмякнулся в стену за его спиной.
Макс хотел закрыть глаза, настолько ему вдруг стало страшно. Хотел, да не успел. Выпрямившись, противник выставил правую руку в направлении его головы и шевельнул пальцем, — Макс успел чётко заметить, что указательный палец у него был всё-таки поджат, а не выпрямлен, и над кулаком выступали металлические детали какого-то механизма.
Сверкнула вспышка, ударил по ушам грохот. Ударил и заметался по лестничной клетке, отражаясь от стен, затихая. Не давая ему окончательно стихнуть, противник ещё дважды нажал спуск, а потом бросился наутёк, при этом поступил как-то странно. Для того, чтобы выбраться на ведущий вниз лестничный марш, он присел на корточки, левым локтем прикрыл лицо и быстро-быстро засеменил к ступеням, продолжая держать правую руку направленной на детективов, вывернутой за спину под неестественным углом, словно его суставы могли складываться и разгибаться во всех направлениях, как трансформер.
Напоследок он ещё раз шмальнул из своего странного пистолета, хотя нужды в этом не было. Оба детектива валялись, умываясь слезами и кашляя, не делая и малейших попыток к продолжению схватки. Потерявший координацию и ослепший Максим скатился по лестнице на пролёт ниже, сильно приложился затылком об стену и на какое-то время затих. Николай, которому досталась меньшая порция газа, уже через пару минут смог подняться, доковылять, держась за стену, до окна и попытаться его открыть. Рама была заколочена, и детектив вышиб стекло кулаком.
Ворвавшийся с улицы студёный ветер принёс некоторое облегчение. Кристаллики снега таяли на лице, смешиваясь со слезами, которые то обильно текли, то вдруг переставали течь из глаз. И было очень обидно…
Как же так получилось?
Когда Максим оклемался, Николай приказал:
— Уходим.
— А если…
— Хочешь ещё раз нарваться? Я удивляюсь, что до сих пор никто не вызвал милицию. — Николай подобрал разломанный сотовый телефон, хотел приладить аккумулятор на место, плюнул и ссыпал все детали в карман. — Пошли!
— Разбился, да? — Макс поднялся, очумело потряс головой. — Я тебе новый куплю.
Они покинули дом незадолго до приезда наряда постовой службы. Два сержанта прочесали подъезд, заметили разбитое окно, учуяли слабый, остаточный запах слезоточивого газа и подобрали стреляные гильзы от спецсредства самозащиты.
— Хрен его знает, чего тут было, — резюмировал старший сержант и связался по рации с отделением.
Выслушав сообщение, дежурный записал в ЖУИ [11] : «Заявления не поступило, потерпевших нет, все ушли до прибытия…»