ГАСПАРЯН: Ну Гитлер ведь вообще очень негативно относился к поблажкам для варваров с востока.
МЕЛЬТЮХОВ: Ему пытались объяснить, что, может быть, стоит как-то использовать момент, но у него лично совершенно было такое неприятие, для него все эти, условно говоря, русские — они все варвары, и чего с ними разговаривать? — Их надо просто палкой по башке — и все хорошо.
НЕВЕЖИН: Тут вопрос сложный, потому что Украина и Белоруссия — это форпосты наши на западе, но ведь там же не только украинцы, не только белорусы были в составе Красной армии, там были представители и из других регионов и представители других национальностей. Вопрос, конечно, если с ходу его решать, то, может быть, этот фактор, то есть антисоветские настроения, и имел место, и население действительно встречало немцев — соответственные есть съемки немецкой хроники, — что встречали с хлебом-солью, с рушниками.
ГАСПАРЯН: Давайте вернемся все-таки к армии, которая в массе своей оказалась в немецком плену. В последнее время стала фигурировать какая-то совсем удивительная цифра: 5 миллионов пленных в июне 1941 года. Насколько она соответствует действительности?
МЕЛЬТЮХОВ: Не, ну простите, в июне 1941 года столько пленных быть не могло! Имеется в виду первое полугодие до декабря 1941 года, скорее всего.
ГАСПАРЯН: Нет, я недавно прочитал в одной из латвийских газет уникальную цифру про 5 миллионов. Я вас и спрашиваю по этому поводу.
МЕЛЬТЮХОВ: Я, конечно, понимаю, что латвийская газета — это очень «важный» источник, конечно, ее нужно читать. Ну, вам по роду слова, само собой, это приходится делать. Нет-нет, я думаю, все прекрасно понимают, что количество пленных у нас нарастает с течением боевых действий, и в июне просто немцы не успели никого так уж сильно окружить. Конечно, понятно, что пленные были с первых дней, это совершенно очевидно. Но, скажем, опираясь на немецкую статистику, мы с вами можем сказать, что к концу 1941 года германские структуры, которые занимались учетом военнопленных, учли почти три миллиона девятьсот тысяч человек. В принципе, конечно, можно найти и цифры по концу июня, там что-нибудь будет порядка 150–200 тысяч.
ГАСПАРЯН: И я хочу задать уже традиционный вопрос: сколько лет еще будет существовать вот этот своеобразный исторический ревизионизм, который мы наблюдаем с вами с последние годы? Адресую его вам, Владимир Александрович.
НЕВЕЖИН: Политическая актуальность такого события, как Великая Отечественная война, как 22 июня 1941 года, это для нас дата была — день скорби и памяти, она будет, наверное, всегда присутствовать. Другое дело, что сейчас после распада СССР почти 20 лет прошло, но мы окружены государствами, которые воссоздают свою государственность, некоторые ее обосновывают, у них новые какие-то идеологические вызовы для нас…
ГАСПАРЯН: То есть они таким образом пытаются обосновать свою государственность?
НЕВЕЖИН: Они отказались от участия Советской Украины в Великой Отечественной войне, у них совсем другие критерии. Мы не готовы или плохо готовы к этим вызовам. У нас нет таких специалистов сейчас, которые бы знали украинский, немецкий язык и чтобы изучали по архивам то, что происходило на Украине. И вряд ли это нам будет дозволено. Вот это будет присутствовать, не знаю, как долго. Потому что с Белоруссией уже легче, ну и мы уже не говорим о Прибалтике. Они тоже обосновывают свою государственную легитимность, они создают новую идеологию, которая полностью отрицает все советское.
ГАСПАРЯН: Как должна Россия на это реагировать?
НЕВЕЖИН: Есть специальные компетентные люди, есть у нас МИД, есть у нас государственные структуры…
ГАСПАРЯН: А историки?
НЕВЕЖИН: А историки сейчас в таком сложном положении в связи с созданием комиссии по предотвращению попыток фальсификации истории, которые идут вопреки интересам России. Но историки, конечно… Если мое мнение хотите — хорошего не ждут. А в целом, если сказать в заключение нашего разговора, конечно, Великая Отечественная война, Вторая мировая война и все, что происходило в те годы, эта проблема — она будет обостренной, мне кажется, в течение многих лет. Я думаю, что никогда интерес не будет ослаблен. Может быть, какие-то новые материалы будут введены в оборот, но слишком много разных событий, которые нам непонятны. Мне кажется, они будут продолжать волновать, будоражить общественность, а значит, к историкам всегда будет обращен вопрос: расставьте все точки над «i».
Алексей Исаев. Военный историк. Автор многочисленных исследований по Великой Отечественной войне.
ГАСПАРЯН: Я знаю, что вы автор книги, касающейся теории бывшего советского разведчика Виктора Суворова, он же Владимир Богданович Резун, по-моему, называется «Антисуворов. Большая ложь маленького человека».
ИСАЕВ: Ну это авторское название скорее «Антисуворов», а «Большая ложь» — это приставка издательства.
ГАСПАРЯН: Как я понимаю, претензий накопилось у вас много к Суворову, если целая книга написана.
ИСАЕВ: Я бы сказал так, что вопросов накопилось в обществе, у историков вопросов по тем темам, которые поднимает Владимир Богданович, на самом деле, практически нет. В основном ситуация ясна, что происходило, понятно, другой вопрос, что это не всегда можно объяснить простыми словами. Точно так же, как объяснение молнии гораздо проще в виде Ильи-пророка, чем в виде каких-то рассказов о зарядах, которые происходят в облаках.
ГАСПАРЯН: Хорошо, если вот совсем дистанцироваться сейчас от научных терминов, от военных терминов, теория Виктора Суворова, он хоть в чем-то прав?
ИСАЕВ: Нет, его книги — это гора фактов, передернутых, расставленных в невольном порядке, неверно понятых, и из-за этого создается картина мира зачастую даже противоречивая внутри его собственного повествования. Так, например, он говорит, что оборона — просто вершина военной мысли, что если бы мы готовились к обороне, то все было хорошо. При этом выдвигает противоположный тезис, что Германия думала о том, что СССР на нее нападет, и, вместо того, чтобы строить оборону от моря до моря, она почему-то на нас напала. Существует логическое противоречие внутри его книги, поэтому говорить о том, что он в чем-то прав, я боюсь, будет несправедливо даже к тем, кого он цитирует и перевирает при цитировании.
ГАСПАРЯН: Я полагаю, что все-таки подавляющее большинство слушателей имеет представление о том, что же все-таки такое теория Владимира Богдановича Резуна, он же Виктор Суворов. Но для тех, кто не имеет, то есть вкратце объяснить, суть ее сводится к тому, что на самом деле Гитлер совершил, как я понимаю, превентивное нападение на Советский Союз.
ИСАЕВ: Давайте, как говорится, я для простоты сформулирую, в чем собственно суть теории. У нас была священная корова — это военно-промышленный комплекс, который производил прекрасную технику, не имеющую аналогов в мире. Поражения 1941 года соответственно падали черным пятном на армию. И Виктор Суворов попытался совместить эти две вещи. То есть он, с одной стороны, восхвалял ВПК, который на самом деле производил продукцию не самого лучшего качества. Во-вторых, он как бы попытался снять вину с армии за 1941 год, что эти события произошли не из-за каких-то ошибок, а из-за того, что партия готовилась завоевывать Европу, что если бы партия не собиралась завоевывать Европу, то мы бы в 1941 году встретили немцев во всеоружии и, как говорится, мы бы им дали, если бы они нас догнали.