Трейси посмотрела на улицу. Снег перестал, но недавно, судя по трехдюймовому слою на перилах крыльца и почти сплошь затянутому небу.
– Помнишь снежные дни? – спросила она.
– Как я могу забыть? В школе это были лучшие дни.
– Мы тогда не ходили в школу.
– Именно.
Он наклонился и еще раз ее поцеловал, и у нее по коже пробежали мурашки, отчего она обхватила его руками.
– Это от меня или от холода? – с улыбкой спросил Дэн.
Она подмигнула.
– Я ученый. Пока что нет достаточных эмпирических данных.
– Ну, мы это изменим.
Она частично спряталась за дверь.
– Увидимся утром.
Его ботинки захрустели по свежему снегу. Дойдя до ступеней, он обернулся.
– Закрой дверь, пока не замерзла насмерть. И запри.
Но Трейси подождала, пока он не дошел до своего «Тахо» и не сел за руль. Уже собравшись закрыть дверь, она заметила стоящую на улице машину, и не столько саму машину, сколько ее ветровое стекло. Оно было очищено. Один раз – это случайность. Второй раз – закономерность. Это был журналист или фоторепортер, и сейчас он получит урок на всю жизнь, как опасно следить за копом. Закрыв дверь, она быстро надела брюки, длинную куртку с капюшоном и сапоги, схватила свой «Глок» и снова открыла дверь.
Машина уже уехала.
У Трейси встали дыбом волосы. Она снова закрыла дверь, задвинула засов и позвонила Дэну.
– Уже соскучилась?
Она отодвинула занавеску и посмотрела на то место, где стояла машина. Колеса оставили на снегу след, и это означало, что машина стояла там недолго.
– Трейси?
– Просто хотелось услышать твой голос, – сказала она, решив, что у Дэна и так хватает забот.
– Что-то случилось?
– Нет. Я просто беспокойный человек. Помеха в работе.
– Ну, у меня все хорошо. И половина моей охранной системы по-прежнему дома.
– За тобой не следят? – спросила она.
– Если бы следили, нужно быть идиотом, чтобы не заметить этого. Дороги пустынны. У тебя все в порядке?
– Да, все прекрасно. Спокойной ночи, Дэн.
– В следующий раз я хочу проснуться рядом с тобой.
– Хорошо бы.
Она отключила телефон и переоделась на ночь.
Прежде чем залезть под одеяло, Трейси отодвинула занавеску и посмотрела на пустое место, где раньше стояла машина. Потом закрыла дверь на цепочку, положила на ночной столик «Глок» и выключила свет.
Подушка сохранила запах Дэна. Он был нежным и терпеливым любовником, его руки были крепки, но прикосновения легки, как она и представляла. Он дал ей расслабиться, прогнать все мысли, ни о чем не думать, а только отвечать на движения его тела и касаться его рук. Кончив, она прильнула к нему, не желая, чтобы это чувство и он покидали ее.
Впервые за несколько месяцев она проспала всю ночь и на следующее утро проснулась освеженная, хотя ее и тревожил грядущий день. Будучи сотрудником полиции, она не помнила, чтобы нервничала. Дни, когда пахло жареным, были для нее хорошими, возбуждающими днями, днями, когда смена пролетала незаметно, будто часы становились минутами. Но такое простое действие, как просидеть еще один день на слушаниях, вызывало тревогу, как когда-то, столько лет назад.
В вестибюле мотеля она взяла номер «Каскейд Каунти курьер». На первой странице была статья о слушаниях с фотографией Трейси, входящей в здание суда, но, слава богу, не целующейся с Дэном у ветеринарной клиники или входящей вместе с ним в номер мотеля.
Финлей, как и обещал, встретил ее на стоянке у здания суда и помог пробраться сквозь журналистскую братию в зал. Трейси не могла удержаться от ощущения, что Финлей в некотором роде гордится своей ролью ее опекуна.
Трейси ожидала, что ближе к девяти часам зрителей будет меньше, учитывая, что новизна первого дня для многих исчезнет, а ухудшившаяся погода удержит дома всех, кроме самых рьяных, но когда двери в зал суда распахнулись, все скамьи снова быстро заполнились. Людей стало даже больше – возможно, их заинтриговала статья о первом дне слушаний. Трейси насчитала на четыре значка СМИ больше.
Хауз снова вошел в зал суда в сопровождении множества охранников, но на этот раз, подойдя к месту адвокатов и повернувшись к галерее, чтобы дать снять с себя наручники, он не взглянул на дядю. Он смотрел прямо на Трейси. От его взгляда у нее мурашки побежали по коже, как двадцать лет назад, но, в отличие от того дня, теперь у нее не было желания отвести взгляд, даже когда губы Хауза изогнулись в знакомой усмешке. Теперь она знала достаточно, чтобы понять, что взгляд и усмешка были его фасадом и предназначались, чтобы ей стало не по себе, но что Хауз, хотя физически и окреп в тюрьме, оставался эмоционально неразвитым, неуверенным мальчишкой, который похитил Анджелину Боувайн, поскольку не выносил мысли, что она бросит его.
Он отвернулся, лишь когда вошел секретарь и велел всем встать. Судья Мейерс занял свое место, и начался второй день слушаний.
– Мистер О’Лири, можете продолжать, – сказал Мейерс.
О’Лири вызвал для дачи показаний Боба Фитцсиммонса. Двадцать лет назад Фитцсиммонс был партнером компании, которая имела контракты со штатом Вашингтон на постройку трех плотин для гидроэлектростанций на реке Каскейд, в том числе на Каскейдских водопадах. Хотя Фитцсиммонсу было уже за семьдесят и он был на пенсии, выглядел он так, словно только что вышел с заседания совета директоров одной из пятисот компаний журнала «Форчун» [28] . У него была густая серебристая шевелюра, и на нем был пиджак в тонкую полоску и светло-сиреневый галстук.
О’Лири дал Фитцсиммонсу вкратце объяснить процесс получения федеральных документов и документов штата, разрешающих строить плотины, публичный процесс, освещенный в местных газетах.
– Естественно, плотины поднимают уровень реки, – сказал Фитцсиммонс, положив ногу на ногу. – В случае нехватки воды нужно создать ее источник.
– И что было источником воды для Каскейдских водопадов? – спросил О’Лири.
– Озеро Каскейд, – ответил Фитцсиммонс.
О’Лири показал две диаграммы, чтобы сравнить размер озера Каскейд до того, как была построена плотина, и контур, когда данная область была затоплена. Расширившееся озеро покрывало то место, которое Каллоуэй отметил крестиком как место, где в конце концов было найдено тело Сары.
– И когда эта область была затоплена? – спросил О’Лири.
– Двенадцатого октября 1993 года, – ответил Фитцсиммонс.
– Эта дата была известна общественности?