Дэн схватил Каллоуэя за плечо и рывком остановил его.
– Какого черта вы никому не рассказали об этом, Рой?
Каллоуэй стряхнул его руку.
– Рассказали о чем, Дэн? О том, что мы все врали, что сфабриковали доказательства, а теперь сожалеем и хотим сделать все как надо? Хауза бы выпустили, и он бы убил еще чью-нибудь дочку. Что сделано, то сделано. Назад дороги не было. Хауз получил пожизненное, а Сара была мертва.
– Тогда почему вы не рассказали Трейси?
– Я не мог.
– Почему, черт возьми, Рой? Боже, почему же?
– Потому что я поклялся, что не расскажу.
– Вы двадцать лет мучили ее неизвестностью?
Меховая оторочка шапки Каллоуэя вся покрылась инеем, как и его брови.
– Это было не мое решение, Дэн. Так решил Джеймс.
Дэн недоверчиво прищурился.
– Боже милостивый, зачем ему делать такое с собственной дочерью?
– Потому что он любил ее, вот зачем.
– Как вы можете это говорить?
– Джеймс не хотел, чтобы Трейси прожила всю жизнь с чувством вины. Он знал, что если она узнает, это ее убьет.
– Она и так последние двадцать лет прожила с чувством вины.
– Нет, – сказал Каллоуэй. – Не с тем чувством вины.
* * *
Эдмунд Хауз продолжал сидеть на генераторе. Лампа над его головой потрескивала и издавала низкий гул.
– Ирония судьбы, не так ли?
– Что? – спросила Трейси.
– Прошло столько времени, и в конечном итоге мы здесь.
– О чем ты говоришь?
– Я говорю о тебе и обо мне, здесь. – Ухмыльнувшись, он развел руками. – Я построил это для тебя.
Она неуверенно осмотрела помещение.
– Что?
– Ну, основную работу проделала Седар-Гроувская горнодобывающая компания, но я привнес некоторый уют – например, ковер, кровать и книжные полки. Я знал, что ты любишь читать. Понимаю, что сейчас тут не так уж уютно, но все идет к чертям, когда ты двадцать лет не делаешь уборку. – Он улыбнулся. – Честно сказать, я удивлен, что это все по-прежнему здесь, точно так, как я оставил. Это помещение так и не нашли.
– Я тебя даже не знала, Хауз.
– А я тебя знал. Я узнавал о тебе все с того момента, как приехал в Седар-Гроув и увидел тебя в школе. Я приходил смотреть, как дети выходят из школы, а однажды ты вышла в окружении всех этих школьников. Сначала я подумал, что и ты одна из них, но потом по твоей манере держаться понял, что ты взрослее. И в тот момент я понял, что ты моя единственная. До того у меня никогда не было учительниц, хотя я фантазировал о некоторых. И у меня никогда не было блондинок. Увидев тебя, я взял за правило приезжать во второй половине дня к школе, когда все выходят. Мне нужно было узнать, на какой машине ты ездишь. Нельзя останавливаться около школы слишком часто, чтобы какой-нибудь соседский проныра не доложил об этом. Однажды я заметил тебя в «Форде»-пикапе и потом просто высматривал его на школьной стоянке, и если его не было, я сразу уезжал в город. Ты часто заходила в кофейню и проверяла домашние задания. Однажды я оказался там, пил кофе. Если бы тебя там не было, я бы поехал из города мимо твоего дома и увидел, стоит ли твой пикап на дорожке. Я нашел место на дороге, откуда было прекрасно видно окно твоей спальни. Иногда я ночью смотрел на него часами. Мне нравилось, как ты выходила из душа и смотрела из окна спальни, обернув голову полотенцем. Я знал, что между нами что-то особенное, даже когда ты начала встречаться с тем парнем. Никогда не мог понять, что ты в нем нашла и зачем переехала из того старого большого особняка в какую-то халупу. Парень все усложнял, вечно крутился рядом. Я не мог просто подойти к твоей двери или подождать тебя в доме. И понял, что сам должен создать для себя случай. И вот тогда мне пришла мысль покопаться в твоей машине, чтобы она сломалась.
От мысли о том, что Хауз следил за ней, Трейси содрогнулась, но упоминание о машине вызвало другую, еще более тошнотворную мысль. В ту ночь Сара ехала на ее машине. Она посмотрела на черный стетсон на полке.
– Я был ошарашен, когда впервые увидел твою сестру, – продолжал говорить Хауз. – Однажды, когда ты проверяла задания, она вошла в ту кофейню, подкралась сзади и закрыла тебе глаза. Я подумал, что у меня двоится в глазах.
– В тот вечер ты принял ее за меня.
Хауз встал и стал шагать туда-сюда.
– Как я мог не принять? Это было как реклама жвачки «Даблминт» с близнецами. Вы даже одевались одинаково.
Хотя в пещере был леденящий холод, Трейси покрылась потом.
– Когда я увидел пикап на обочине, а потом как она идет под дождем, одна, в этой черной шляпе, конечно, я подумал, что это ты. Представляешь мое удивление, когда я вылез из кабины и увидел, что нет? Сначала я растерялся. Я даже подумал отвезти ее домой. Но потом решил: черт, не зря же я все это устроил. И кто сказал, что я не могу поиметь вас обеих?
Трейси сжалась у стены, ее ноги стали как ватные.
– А теперь так и получилось.
– Ты не похоронил ее. Вот почему мы не смогли ее разыскать.
– Похоронил, но не сразу. Это было бы расточительством. Но я не мог позволить ей сбежать, как Аннабель Боувайн. – Хауз сжал челюсти, и его лицо помрачнело. – Эта сука стоила мне шести лет жизни. – Он указал себе на висок. – Умный человек учится на своих ошибках, а у меня было шесть лет, чтобы подумать, как все обстряпать получше в следующий раз. Мы тут неплохо проводили время, я и твоя сестра.
Сара пропала двадцать первого августа 1993 года. Седар-Гроувскую электростанцию запустили в первую неделю октября. Кислота подкатила к горлу Трейси. Ее желудок судорожно сжался, она согнулась, и ее вырвало.
– Но эта сука Каллоуэй продолжал на меня давить. Когда он сказал мне про свидетеля, про Хагена, я понял, что это дело времени. У таких людей нет совести. Это печально, правда? Я представляю, что ты испытала такое же разочарование в своем отце.
Трейси выплюнула желчь и взглянула на него.
– Чтоб ты сдох, Хауз.
Его улыбка стала шире.
– Держу пари, твой отец никогда не мог вообразить, что когда-нибудь я воспользуюсь теми же украшениями и волосами, благодаря которым он меня посадил, чтобы выбраться из той чертовой дыры, и что ты поможешь мне в этом.
– Я делала это не для того, чтобы помочь тебе.
– Не надо, Трейси. Я, по крайней мере, никогда тебя не обманывал.
– О чем ты говоришь? Вся эта история – сплошной обман.
– Я говорил вам, что меня оболгали. Говорил, что они сфабриковали доказательства. Я никогда не говорил, что я невиновен.
– Ты бредишь. Ты убил ее.
– Нет, – покачал головой он. – Нет. Я любил ее. Ее убили они – Каллоуэй и ваш отец, всей своей ложью. Они не оставили мне выбора. А запуск электростанции вынудил меня это сделать. Я не хотел убивать ее, но большая шишка Каллоуэй не отстал бы от меня.