«А что же эта Старшая? Что она с ними делает?»
«Кого–то учит, — вздохнула Средняя. — По–своему, по–старому. Кнутом. И ещё всякое с ними делает, я уж тебе, дитя, пересказывать не стану. Старая она, моя старшая сестрица. Как её саму учили, смертным боем за всякую вину били, так и она сейчас».
«Смертный–то бой вытерпеть можно, — поёрзала на лавке Молли. — Особенно если иначе — только гореть».
«Не только смертным боем моя Старшая отличается. — Целительница вздохнула вновь. — Жуткие вещи она творит, что и говорить не хочется. Но люди от неё живыми возвращаются. Почти все».
«Кто–то гибнет, госпожа?»
«Нет, — пришёл ответ. — Никто не погибает, в этом её сила, оттого она и Старшая, а не только лишь по возрасту. Не будем про это говорить больше, Молли».
Кажется, впервые госпожа Средняя назвала Молли просто по имени вместо формального «Молли Блэкуотер».
«Никто не погибнет, но и… ничего особо хорошего с уцелевшими тоже не будет, — наконец закончила целительница. — Впрочем, тебе это не грозит. Не грозит… — Она вдруг сделала паузу, точно ощутив какие–то сомнения. — Ничего, справимся, — закончила она как–то слишком уж бодро. — Ну, чего дрожишь? Локоть на стол! Ладонь раскрыть! Тепло в кончиках пальцев… Чего ревёшь опять?»
«Стра–а–а-ашно!»
«Ты, Молли Блэкуотер, не побоялась на пушечном поезде из родного города в неизвестность бежать, с Таньшей и Всеславом через зимнюю чащу пробиралась, под снарядами лежала, пули над головой слышала. А тут — боишься?»
«И тогда боялась, — призналась Молли. — Просто ужасно трусила. И сейчас тоже».
«Тогда тем более надо продолжать. А то совсем испугаешься и вообще ничего не сможешь. Локоть на стол! Ладонь раскрыть! Тепло в пальцах…»
Целительница не обращала никакого внимания на выбитое окно и снесённые ставни.
Молли всхлипнула и повиновалась.
Она вновь попыталась представить себе слово «тепло», сворачивающееся в пылающий шар, огненную птицу, взлетающую над ним, но не получилось. Совсем не получилось. Пальцы раскрытой ладони тряслись, и вместо тепла в них рождался только лютый холод. Такой холод, что Молли мимолётно пожалела о том жаре, что только что испытывала. Кажется, кровь в жилах сперва останавливается, а потом начинает стремительно замерзать. Пальцы же обращаются в сосульки, готовые обломиться с хрустальным звоном…
«Отпускай! — вновь гаркнула целительница. — Птицу отпускай!»
Молли послушно попыталась представить, как она разжимает пальцы, осторожно сведённые на покрытом перьями тельце птички, как та расправляет крылья, вспархивает с ладони, чуть царапая кожу коготками, и мороз вроде ослабил хватку; ослабил, но не до конца.
На сей раз грохота и гари не было, но холодом заполнилась вся комната, что–то вновь просвистело, а со двора донёсся громкий и плотный удар, словно стальной наконечник вонзился в неподатливое сырое дерево.
«Молодец, — тяжело дыша, вдруг сказала целительница. — Прошлый раз был огонь, самое простое, самое естественное. А сейчас ты создала его противоположность — лёд. Да ещё какой! Даже мне не сразу его с тебя снять удалось. Свело у тебя пальцы с непривычки, вот птицу ты и не выпустила. Уф. Сильна твоя магия, Молли Блэкуотер, далеко её эхо разносится, много чего потревожить может. Торопиться нам с тобой нужно… Локоть на стол! Ладонь раскрыть! Тепло в кончиках пальцев!»
Так началась жизнь Молли среди «страшных северных варваров», как именовали народ Rooskies норд–йоркские газеты. Госпожа Вольховна Средняя не давала ей продохнуть. У целительницы самой ввалились глаза и щёки, губы стянулись в тонкую блёклую линию, на руках проступили вздувшиеся синие жилы. Она разом и учила Молли, и доспевала по дому, и ухаживала за ранеными, и варила новые запасы зелий.
Молли получала лишь краткие перерывы на отдых. Единственное, что позволяла ей Вольховна, — это видеться и говорить со Всеславом и оправившейся Волкой.
Встречи с вервольфой Молли ждала с особенным нетерпением. Единственная девчонка, кроме неё, в доме, и единственная, с кем можно говорить просто так, обычными словами!
Она осторожно постучала в плотно закрытую дверь. Стены у Средней, как и у Младшей, являли собой сплошную завесу сушёных трав, только куда гуще и пышнее. Сейчас Молли стала замечать проглядывающие то тут, то там прорехи и понимала, откуда они взялись — зелий требовалось не в пример больше обычного. Армия её величества стояла на перевале, но не только. Она настойчиво продвигалась и на запад вдоль лесистых южных склонов Карн Дреда, тянула туда рельсы и от Норд—Йорка, и с юга, из сердцевины Королевства.
Число раненых умножалось. И работа у Средней умножалась тоже.
Молли постучала.
Волка откликнулась.
— Ne zaperto!
Это Молли уже понимала, не заперто, можно входить.
— Как ты. Волка? — она толкнула дверь.
В комнатке стоял густой, пряный, щекочущий ноздри запах неведомых трав. Вервольфа лежала на неширокой постели одетая и, морщась, сгибала–разгибала руки перед собой, словно отталкивая от груди невидимую тяжесть.
— Молли! — обрадовалась она, привставая.
Серый волчий мех на голове прикрывала лёгкая косынка, сама же Волка была одета в длинную тёмно–синюю рубаху, перехваченную пояском на тонкой талии, и порты.
— Хотела узнать, как ты, — осторожно проговорила Молли. — Прости, если побеспокоила…
— Nichego. Мне лучше, устала уже лежать, но Вольховна заставляет. И я тебя ещё в мытельный дом не водила!
Молли содрогнулась.
— Мне уроков с Вольховной хватает, — «Вольховна» получилась с твердым «л» в середине, таинственный «мягкий знак» Молли никак не давался.
— Как уроки, кстати? — живо поинтересовалась Волка. — Садись, sadis'!
Молли осторожно присела на край постели.
— Тяжело, Волка. И опасно. Госпожа Средняя то и дело меня спасает. Дрова я уже поджигала… забор повалила, ставни выбиваю что ни день. Со двора даже вороны все разлетелись от испуга. Раньше под окнами народ ходил, а теперь никого.
— Nichego, — вновь жизнерадостно повторила Волка. — Я, когда перекидываться училась, ещё и не через такое прошла. Как–то раз опомнилась, когда половину курятника передушила. Словно лиса. Так что не унывай, Молли! Сказала тебе Вольховна Средняя, что от тебя требуется?
— Сказала, — вздохнула Молли. — Вулкан усмирять. Говорит, я подхожу, как ключ к замку.
— Угу, — кивнула Волка. — Долго мы тебя искали, Молли. Я сама на юг далеко забиралась, за Норд—Йорк. До Анвика доходила, даже до Варкворта.