— Больше ста миль, Волка! — всплеснула руками Молли.
— А что делать, — отозвалась та. — Язык ваш из молодых магов–оборотней только я знаю. Ну и Ярина ещё маленькая, но она… Вот так и искали, пока тебя не нашли.
— Нашли, ага. — Молли опустила голову.
— Не печалься, — ободрила её Волка. — Человеку с магией в Королевстве не жить. Уж ты мне поверь. Если она сильнее… если слишком сильная. Особый департамент выследит и заберёт. А если и не выследит… сама понимаешь. Сгорит.
Молли поёжилась.
— А ты не знаешь, что с теми, у кого магия есть, в Особом Департаменте творят? Я‑то разное слышала; что твои зоркие волчьи глаза видели?
— Что видели… — задумалась вервольфа. — Видели, как их хватали. Видела, как в паровые повозки сажали. Видела, как увозили. Видела ваших… znatnyh… э–э–э… верхних… важных… — Она замялась, подбирая слова.
— Пэров? — догадалась Молли.
— Точно! Пэры. Так их называли. Там, где Особый Департамент, там и они. И что–то не нравились они мне, запах мне их покоя не давал. Странный какой–то. Странный, а чем странен — не пойму. Но крутились они там постоянно. И взгляд у них странный, durnoi… неприятный то есть.
— Так они спесивы без меры, то всякий знает!
— Uppish? — не поняв, переспросила Волка, повторяя сказанное Молли.
Пришлось потратить некоторое время на разъяснения. Кое–как уяснив значение слова, Таньша кивнула, но без особой уверенности.
— Нет, Молли, спесивы они, конечно, да, как ты говоришь. Но было там и ещё что–то. Сокрытое, спрятанное. Мой нюх пробиться не смог, слишком глубоко.
— У них у всех?
Волка покачала головой.
— Не знаю, Молли. Я за ними специально–то не следила. Моё дело было — такую, как ты, искать. А от Особого Департамента я пряталась просто.
Молли хотела спросить ещё о массе вещей. Трудно ли превращаться в волка и как она этому выучилась; откуда на голове её появился волчий мех, не исчезающий, даже когда она в человеческом своём теле; много ли ещё таких же, как она и Всеслав, родились ли они с этим даром и сможет ли она, Молли, когда–нибудь превратиться, скажем, в птицу; способна ли Волка перекинуться ещё в какого–нибудь зверя; и что это за «эхо» от её, Моллиных, чар, что может далеко разноситься, да ещё и чем–то повредить; о многом она хотела спросить, но в этот момент снизу донеслись шум, встревоженные голоса; раздалось что–то вроде сдавленного вскрика — кажется, самой целительницы.
Волка насторожилась, напряглась, вслушиваясь; а миг спустя лицо её сделалось серым. Она медленно втянула в себя воздух, закрывая глаза; пальцы её судорожно вцепились в цветастое одеяло.
— Что, Волка? Что случилось? — испугалась Молли.
Таньша ответила не сразу. Выдохнула, посидела ещё чуть–чуть с закрытыми глазами, словно собираясь с духом перед чем–то неимоверно тяжёлым.
И наконец сказала.
— Они штурмуют перевал.
В комнатке повисла тяжкая, болезненная тишина, тишина, отзывающаяся ломотой в висках.
Нетрудно было догадаться, кто такие эти «они» и какой перевал они штурмуют.
«Вернее, — подумала Молли, — штурмуют уже не сам перевал, а спуск с него. На перевале–то самом они стояли уже давно…»
Волка вслушивалась. Руки, плечи, бёдра — всё напряглось, словно и впрямь у волка перед прыжком.
Молли сжалась и молчала. Больше всего ей хотелось забиться сейчас с головой под одеяло, ничего не видеть и не слышать. И пусть бы Ди тихонько мурчала бы рядом, словно уговаривая хозяйку ничего не бояться.
Волка выдохнула, шевельнулась. От неё сейчас просто тянуло силой, сдерживаемой, изо всех сил загоняемой обратно в стойло.
— Там говорят… ударили ночью, много пушек… обстреливали всё… ваши егеря поднялись по горным тропам в обход. Наши отступили. И отступают дальше. Много раненых. — С каждой переведённой фразой она становилась всё мрачнее и мрачнее.
Молли сидела, чувствуя, как пылают щёки и уши. Что делать, что сказать?
Придумать она ничего так и не успела, потому что голоса внизу стихли, а миг спустя на их пороге появилась сама целительница. Жестом остановила дёрнувшуюся было Волку, быстро шагнула к Молли, схватила за руку.
«Королевство идёт за перевал. — Молли вздрогнула, и Средняя сильно, до боли сжала ей ладонь. — Слушай меня внимательно. Должна я тебя учить, да недосуг. Нужна там, где бой, раненых спасать. Мне говорят, должна я тебя к Старшей отправить… — Молли прикусила губу и взглянула на врачевательницу с ужасом. — Что, страшно? Вот и мне за тебя страшно, девочка. Никому такой силы не пожелаю, как у Старшей, даже злейшему врагу. Не хочу тебя туда посылать, Молли Блэкуотер. Поэтому у тебя самой спрошу. Хочешь со мной отправиться — туда, где стреляют, где ваши наступают; или к сестре моей выберешь в ученицы перейти?»
Только сейчас Молли сообразила, что то же самое Вольховна говорит и на своём собственном языке. Верно, для Волки.
И услыхала, как вскрикнула Волка при имени Старшей.
Вскрикнула по–настоящему, от взаправдашнего испуга.
Верно, слава третьей сестры вполне соответствовала истине.
«Я с вами, госпожа Средняя, — поспешила выпалить Молли. — Я… помогу».
«Конечно, поможешь, — суховато бросила целительница. — Учиться будешь со мной рядом, в сложных случаях силой поделишься. Её у тебя избыток. Не одну жизнь спасёшь. А учиться будем с тобой ночами. Собери одежду свою, Молли Блэкуотер. Волка тоже с нами пойдёт. Слаба ещё, драться не может, так мне подспорьем станет. Собирайся, девочка, да кошку свою не забудь. Впрочем, она тебя и сама не оставит».
Целительница резко отпустила руку Молли, коротко кивнула и исчезла за дверью.
— Всё поняла? — взглянула на неё Волка. — Собираться велено. Я с вами. Не отпускает меня Вольховна, ещё лечить хочет.
— А Всеслав?
— А что Медведю сделается? Он–то всего лишь пулю в мякоть заработал, магию не тратил. С нами, думаю, тоже отправится. Надо ж на ком–то припасы везти! — И Волка усмехнулась.
Собираться Молли было недолго, чего там собирать — её старая одежда, отмытая и отчищенная; одежда новая, полученная от Средней. Добрая одежда, теплее той, что была, — во всяком случае, от зимних холодов знаменитый touloupe защищал куда лучше старой куртки Молли. Валяные зимние сапоги, которые Волка называла valenki. Рукавицы и варежки. Шапка, меховая, с опускающимися ушами, тоже необычайно тёплая. Пояс с ножом.
Нож был тоже настоящий, длинный, выкованный из синеватой стали, с тёмной гладкой рукоятью из красивого коричневатого дерева, словно источавшей тепло. Нож дала ей сама Средняя после третьего урока.
«Бери–бери, — сказала она тогда. — Человек без оружия — не человек. А ты не пленница. Ты моя ученица. Бери нож. Что, не умеешь им драться? Не беда, Всеслав научит, как окончательно на ноги встанет».