– Так я ничего, я не с Германом, а с утра чуть-чуть бальзамчику «Рижского» выпил, – виновато улыбнулся тесть.
– Знаю я твое чуть-чуть! Хоть бы вы, Герман, как-нибудь на него повлияли! – обеспокоено вздохнула Елизавета Петровна. – Хотя может, вы тоже любитель?
– Да, нет, меня к этому как-то не влечет, – я рассеянно взглянул на них и подумал: «Неужели они скоро все-таки уберутся отсюда?!»
– Когда же мы, Герман, отъезжаем? – спросила теща.
– Завтра, я уже звонил! – я немного приврал, хотя Владик уже сегодня должен был приобрести билеты на завтрашний рейс!
– А что так быстро-то?! – удивилась Елизавета Петровна.
– Следующее турне только через полгода будет, – опять соврал я.
Ненависть с презрением лишали меня всякого стыда, поэтому вралось легко и свободно.
– Эх, дорогая, я всю жизнь об этом мечтал! – сжал в своих лицемерных объятиях Елизавету Петровну Леонид Осипович. – Герман такой молодец, и так о нас с тобой заботится!
– Вот это-то мне и не нравится! – задумчиво поглядела на меня Елизавета Петровна. – Неспроста все это, Осипыч, ой, неспроста!
Опять ее дурацкое подозрение! Еще немного, и она выведет меня из себя!
– Лизка, ну, ты неисправима! – засмеялся Леонид Осипович, подмигивая мне левым глазом. – Она, Герман, там, на севере привыкла от скуки из себя детектива разыгрывать!
Из любой мухи слона сделает! А кто чего потеряет – любую мелочь отыщет!
Боже, и чего они все болтают, неужели они все еще не понимают, что я от них устал! Время идет, а я все никак не дождусь их отъезда!
– Да, любая женщина, дорогой, сумеет постоять сама за себя, было бы только от кого защищаться! – хитро улыбнулась Елизавета Петровна.
– Эта дура еще надо мной издевается, – подумал я, – а я как дурак делаю им еще турне по всему свету!
Впрочем, я их и отправляю туда, чтобы подольше их не видеть, а приедут, так может, еще чего-нибудь придумаю! Я уже хотел от них как-то отделаться, но в это мгновение в гостиную вплыла моя сонуля, моя Мнемозинка!
– Мама! Папа! Вы не должны уезжать и бросать меня одну! – неожиданно заплакала Мнемозиночка, бросаясь к ним.
Черт! Выходит, она все слышала и стояла под дверью! Боже! Мне же скоро опять надо дать ей таблетки, уже и время подходит!
– А как же я, Мнемозинка?! – я постарался изобразить на своем лице серьезную обиду, и кажется, у меня это получилось, потому что теща вдруг встала на мою защиту.
– Мужа обижать, дочка, нехорошо! – насупилась Елизавета Петровна. – И потом, через два месяца мы уже приедем!
– Не знаю, не знаю, – поморщилась Мнемозинка, – Герману я, конечно, доверяю, но мне почему-то все равно очень страшно! Вот, увидите, если уедете отсюда, то обязательно что-нибудь случится! – еще громче заплакала она.
– Эх, ты, рева-корова, – прижал ее к себе Леонид Осипович, – и охота тебе реветь?! Ну, сама подумай, что с тобой может случиться, если ты живешь с таким любящим и таким заботливым мужем?
Мнемозинка немного поприглядывалась ко мне, и вскоре заулыбалась, убаюканная речами и ласками своего отца.
– Прости меня, Герман, даже не знаю, что это на меня такое нашло! – подошла Мнемозинка, обнимая меня.
– Да уж, Герман, ты ее постарайся понять и простить, – заулыбались хором тесть с тещей.
– Ничего, голубчики, – усмехнулся я про себя, – еще одна ночка, и вы быстро смотаетесь глядеть на белый свет, а ваша дочка будет целиком в моих руках! И уж тогда я постараюсь ее осчастливить, дорогую мою! Конечно, сам я с ней этим грязным сексом заниматься не буду, зато куплю ей в подарок пластиковый фаллоимитатор с пятискоростным режимом.
Я видел такие в секс-шопах на большой массивной подставке, и действуют они от обыкновенной электросети!
А я понаблюдаю, все-таки интересно, как Мнемозинка будет заниматься сексом с машиной, и потом к машине невозможно приревновать, это все-таки не человек, а машина, несколько железок с моторчиком и пластиковым покрытием, и больше ничего!
Вот уж будет наслаждение! Мнемозинку будет трахать искусственный член, а я буду мысленно трахать Мнемозинку, и экстаз Мнемозинки, вызванный действием этой машинки, сольется с моим духовным экстазом, пусть и невидимым, но существующим во мне.
Я даже не буду давать ей таблеток, чтобы она смогла прийти в себя и с чувством ослепительного восторга и счастья получить в подарок этот искусственный член и впустить его в себя! Она будет трахаться с этой машинкой, глядя мне в глаза, и мы сольемся!
Мы сумеем понять и оценить красоту наших чувств! От одного только взгляда на искусственный член, входящий в лоно Мнемозинки, я смогу испытать то, что люди называют оргазмом, а я называю ослеплением, ибо люди слепнут от своих чувств, как от солнца!
Они прекращают видеть все, ибо чувствуют только себя, свою глубь, свою ширь, и глубь, и ширь своего партнера!
Только я сам настолько духовный человек, что мне и не нужно заниматься сексом, достаточно просто один раз взглянуть, проникнуться чувством невидимого никому погружения в женщину как в тайну через один только пылающий и стремительный взгляд, чтобы навсегда прочертить линию земного горизонта и навсегда обозначить свою жизнь достижением ее смертной цели проникновением одного существа в другое!
И пусть мой Бог потом меня казнит! И пусть люди называют пороком то, что никогда сами не осознают!
А вслед за их непониманием рождается их зависть к тому, что они не только не понимают, но и не имеют, и не могут иметь в силу своей обыденной ущербности.
Человечество как витрина в магазине уже ущербно в силу одного только обозначения цен!
А люди как вещи стремятся быстрее продаться!
Вот и Леонид Осипович с Елизаветой Петровной очень быстро улетели в Париж, а оттуда в Лондон, а дальше на теплоход и вокруг земного шара!
Они были так заворожены целью своей поездки (ну, как же, объездить весь мир), что даже смутную тревогу своей дочери и ее нежелание их отпускать, восприняли не иначе как детскую обиду и зависть (ну, как же, мы-то едем, а она-то остается, бедная!)
– Все будет прекрасно! – мурлыкала в аэропорту Елизавета Петровна, обнимая и целуя нас с Мнемозинкой.
– А может вы не поедете?! – опять заплакала Мнемозинка.
– Ну, Мнемозиночка, ну, это же глупо, – погладил ее по головке Леонид Осипович, – мы же скоро приедем!
– Да, что ты ее все успокаиваешь! – рассердилась Елизавета Петровна. – Она просто не хочет, чтобы ее родители отправлялись в кругосветное путешествие!
– Совсем не из-за этого, мама, – огорченно вздохнула Мнемозинка, – я даже не знаю, как это объяснить словами!
– Вот и не надо ничего объяснять, – уже более снисходительно улыбнулась Елизавета Петровна и потрепала Мнемозинку за щеку, – слушайся мужа и веди себя хорошо!