«Эх, разобраться, куда уводят следы… в пространство, к космическим гостям, обожающим всячески измываться над нашими людьми… неспроста же столько слухов на эту тему бродило… или во время, к нашим же пра-пра-пра… морлокам чёртовым… или всё-таки полигон организовала нынешняя, родимая, могущественная контора… продвинутая и секретная страшно, аж жуть!»
Главное, что я решил — он не должен уйти живым именно с этой встречи. А колебался, думая о деталях, — в какой момент и как именно он должен затихнуть? На него я не глядел — все мелочи были уже выхвачены первым же взглядом после принятого решения.
Я держал перед глазами его тёмно-зелёный добротный комбинезон со множеством накладных карманов, которые, судя по внешнему виду, были пусты. По-прежнему — никакого видимого вооружения у него не имелось. Что-то здесь было не так, не логично, зазористо, не состыковано… но разбираться в этом не хотелось. Дай бог, чтобы его и не оказалось! Мою совесть совершенно не мурыжил такой нюанс, как нападение на безоружного. Я оставлял этот бред тем, кто однажды почему то «не выживет» из-за своих комплексов — настоящий воин не дарит врагу ни единого шанса. Тем более, если принято решение идти до конца!
Правда, одна вещица не давала мне покоя. Небольшой чёрный предмет, висевший у него на груди, обнимая шею тонким шнуром. Прямоугольная плоская хреновина из непонятного материала, на которой скрутилась в спираль серебристая змейка, напоминавшая чем-то знак вопроса. Любопытный символ… Его назначение и возможности — тем более непонятны. Но, несомненно, штуковина висит не случайно.
Тэфт Оллу периодически машинально касался её. Не то ощупывая — на месте ли? — не то успевая, в момент касания, производить необходимые мгновенные манипуляции.
Вот он опять потянулся к ней… Коснулся. И тут же отпустил.
— …ненужная и вредная информация делает тебя… с этого момента непригодным… для использования в Проекте!
Когда до сознания дошёл смысл произнесённого приговора — я стоял вполоборота к нему. Меня буквально захлестнула волна холодного бешенства. Пришлось склонить голову и смотреть на траву, словно там отыскалось нечто, заслуживающее внимания. Лишь бы не выдать себя блеском глаз, подавить пока ещё управляемую волну, не дать ей вырваться раньше времени.
«Или хватит? Оттягивать дальше некуда… Ант, закрой глаза и уши, мне свидетели ни к чему».
Он что-то ещё говорил, говорил мне, но прерывистые фразы его, как письма от брошенной возлюбленной, оседали на дно сознания непрочитанными. Я задумчиво помял подбородок. Потом отёр его. Зевнул, продолжая движение вниз по груди, а далее — проник под комбинезон. Пальцы мгновенно отстегнули кнопку фиксатора, охватили рукоятку ножа, потянули на себя.
Когда я неожиданно оглянулся вправо, резко доведя подбородок до плеча и подав туда же туловище… реакция на неведомую угрозу?! — он невольно устремил свой взгляд туда, где я «что-то заметил».
Мои пальцы мёртвой хваткой уцепили рукоятку в нужном положении — мизинцем к клинку. Высвободили нож из-под комбинезона.
«Пора!»
Резкий разворот всем корпусом навстречу противнику. Стремительный выброс руки и хлёсткий удар наотмашь.
Отработанный до автоматизма «удар для левши»!
Я опять видел свои движения словно в замедленном темпе. Остриё клинка ударило именно в ту точку, которую я наметил мысленно — в клапан левого нагрудного кармана.
Всё было в соответствии с теорией… «При ударе человека ножом, усилие распределяется следующим образом: около 25-27 килограммов силы расходуется на преодоление сопротивления одежды и кожи, и только около 2 килограммов силы — на проникновение сквозь мышцы и внутренние органы». Я учил это когда-то в молодости.
Вот клинок упёрся в преграду, отделявшую его от сердца, если у таких беспринципных уродов оно имеется. Доли секунды и… проломив сопротивление, проник внутрь и пополз дальше.
Неслышимый, но мнящийся шелест и хруст пронзаемого тела. Всплеск испуга вперемешку с болью в расширенных глазах Тэфта Оллу.
Я добавил в удар силу наклоненного вперёд корпуса. И всю. свою злость. В полнейшем соответствии с теорией. Но…
ПРАКТИКА ПОДВЕЛА.
На этот раз всё закончилось не так, как обязательно должно было.
Потом, лёжа на траве, и совсем потом, лихорадочно вскочив на ноги, и совсем-совсем потом, размахивая ножом по сторонам и резко оглядываясь, — я ничего не мог понять!
Вот — нож пробивает ткань комбинезона и кожу… Вот — начинает входить в тело… И сразу же — пустота! Словно я был зелёным салагой без малейших боевых навыков и даже не попал в противника! Вся сила, вложенная в удар, сыграла против меня. После мнящегося проникновения клинка в тело и некоего сопротивления — мгновенный провал. Только воздух! Рука мгновенно ушла по дуге влево, как при обычном промахе, а я — рухнул лицом в траву, едва успев выставить правую руку.
Невероятно! Я боялся в это поверить, но… у меня не было больше ни одного варианта ответа.
Тэфт Оллу ИСЧЕЗ! Причём — чтоб меня разжаловали, если это не так! — именно В МОМЕНТ УДАРА.
Перестав махать ножом и озираться, я сел в траву и вытянул ноги. Потом лёг и уставился взглядом в плывущие облака. Они почему-то напомнили мне стадо белоснежных всадников. Огромное — целую небесную кочевую орду…
Я лежал в прострации… Мозаичных дел мастер, у которого и так-то дела шли ни шатко ни валко, а тут и вовсе — из центральной части почти завершённого рисунка высыпалась добрая половина смальты. И опять нужно находить в себе силы подбирать и прикладывать к нужным местам камешек за камешком.
Всадники-облака бесшумно и неспешно скакали в необозримой вышине. А в голове бились обрывки ненужной уже теории: «При ударе человека ножом усилие распределяется… »
«…при ударе человека ножом…»
Следовательно — он попросту НЕ ЧЕЛОВЕК?!
Луна сегодня была на редкость несговорчива. И на это у неё имелась уважительная причина.
Полнолуние.
Её кошачий всевидящий глаз всматривался вниз, различая малейшие выступы на перевале и заливая их безжизненным холодным светом. А потом откуда-то наползли плотные тучи, затянули всё небо и кошачий глаз сомкнул веки, чтобы больше не раскрыться.
Начался колкий дождь. И без того неприветливые камни чужого ущелья увлажнились и теперь мрачно поблёскивали.
Ещё час с небольшим назад…
— …А не сдаётся тебе, Михалыч, что горы с мест сдвинулись и нас обступают? Так ползут незаметно, в натуре, как великаны обкурившиеся…
— Я тебе дам, обкурившиеся! Вот только на базу вернёмся, проведу политбеседу с пристрастием: «О горах и о конопле»… Мало не покажется, Макс.
Бой начался минут через двадцать после исчезновения луны. Хотя за правильность ощущения времени Ничепорчук не ручался, а часы — день назад разбил о камни.