– Если твой отец поступил подобным образом, значит, у него были на то причины.
Света пожала плечами:
– Не знаю. Мне это кажется весьма странным.
– Что ты хочешь сказать? Что я лгу? Что завещание поддельное?
Света призвала на помощь всю свою выдержку. И ответила неожиданно спокойно:
– Не знаю, что вам даже и сказать. Конечно, без заключения экспертов я не стану разбрасываться подобными обвинениями. Но все же повторю: это завещание и все сопутствующие ему моменты выглядят очень и очень странными. И в любом случае вы бы могли подождать хотя бы до того момента, когда прах отца упокоят в земле.
– Я хочу, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок. Кстати, когда похороны?
– Я была сегодня у следователя. Он сказал, что к вечеру оформит все бумаги и завтра можно будет забрать тело.
– Великолепно! – просияла Ирина Сидоровна. – О! То есть я хотела сказать…
– Я прекрасно поняла, что вы хотели сказать!
Тон Светы был холодней айсберга. Точно так же, как и она сама. Куда там Ирине Сидоровне! Сейчас об Светку можно было обжечься, как о жидкий азот. С таким же выражением лица, не прощаясь, она поднялась с места и двинулась к выходу. Подруги поднялись следом.
Так, молча, Света и вышла из квартиры своей гражданской мачехи. И лишь на улице дала волю своим чувствам.
– Змея! – кричала она. – Подлая гадюка! Вползла в доверие к моему отцу. Воспользовалась его чувствами и слабостью! Обвела его вокруг пальца! Нет, не могло такого быть. Просто не могло! Отец бы обязательно сообщил мне, если бы написал подобное завещание.
– Может быть, ему было стыдно?
– Мой отец никогда не делал ничего такого, за что ему могло быть стыдно! – отрезала Света. – Он меня обожал. И никогда не стал бы действовать подобным образом и за моей спиной. Разумеется, у него были отношения с Ириной Сидоровной. Но не настолько близкие, чтобы сделать ей такой подарок!
– И что ты собираешься предпринять?
– Позвоню следователю Зубкову и сообщу ему новые факты!
– Например?
– Например, что у моей названной мачехи был очень веский повод, чтобы желать смерти моего отца!
Света была настроена решительно и Зубкову в самом деле позвонила. Едва тот услышал про завещание, как очень заинтересовался.
– Немедленно позвоню этой женщине и потребую, чтобы она предъявила следствию эту бумагу, – заверил он Свету. – Уверяю вас, ни о чем подобном мои оперативники мне не сообщали. А это же многое меняет! Спасибо вам огромное за этот сигнал!
Инне с Маришей даже стало слегка завидно. Ишь как ее хвалят! А они? А их? Ведь сколько раз они в зубах приносили официальному следствию важные улики, словно собака домашние тапочки своему хозяину, и ни разу их не похвалили. Самое большее, не ругали. Но похвалы, нет, похвалы они так и не дождались. А Светка всего-то и сделала, что узнала о завещании и тут же наябедничала следователю, не предпринимая самостоятельно никаких шагов. И что же? Она сразу же молодец и умница! А чем хуже они с Инной?
– Обидно! – прошептала Мариша. – Честное слово, обидно.
– И главное, ведь ничего не сделала, а ее хвалят.
– А я.?
– А мы.?
– А мы с вами, – перебила их повеселевшая после разговора со следователем Света, – сейчас поедем к Глафире Ивановне.
Подруги уже и думать забыли про эту женщину. А вот Света, оказывается, не забыла. Может быть, похвалы следователя все же имели под собой более вескую причину? И подруги просто не замечали в Свете чего-то важного, что заметил следователь?
Но как бы там ни было, к Глафире Ивановне они поехали. Без предупреждения, так как ее телефон по-прежнему был недоступен. А домашний телефон был постоянно занят.
– Раз занято, значит, она дома, – рассудила Мариша.
И они поехали.
Глафира Ивановна была дома. Но прежде чем вступить с ней в диалог, Света поведала подругам краткую биографию ближайшей соседки своего папы. Имя свое эта женщина получила пятьдесят шесть лет назад в честь известной героини старой комедии – свинарки-ударницы Глаши. Родители, впечатленные этим фильмом, нарекли новорожденную дочурку, совершенно не подумав о том, какая же судьба будет у младенца. А судьба была такая, что, едва научившись понимать человеческую речь, маленькая Глаша слышала со всех сторон:
– Ага! Глаша! Свинарка! А где же твой пастух?
Самое досадное, что годы шли, а эта шутка никому не надоедала. Старый фильм оказался удивительно живучим. Время от времени его показывали по одному из телевизионных каналов. И этого оказывалось достаточно для поддержания неизменного интереса к имени Глафиры.
В результате Глафира, будучи девушкой благоразумной, решила не идти поперек судьбы и пошла учиться в сельскохозяйственный институт. Естественно, специализацию и тему для дипломной работы она выбрала себе соответствующую – «Парнокопытные и их сельскохозяйственное использование в условиях нашего региона».
Закончив институт, Глафира Ивановна отправилась на работу в один из колхозов нашей огромной родины. Правда, трудиться ей пришлось не в условиях Крайнего Севера, а на благодатной Кубани. Там же она вышла замуж. Не за пастуха, но за комбайнера. Муж сильно пил и умер довольно молодым, свалившись спьяну со своего комбайна. От мужа у молодой тогда еще вдовы остался дом на Кубани и тяга запивать любое горе порядочной дозой спиртного.
Дом она продала очень быстро и переехала в окрестности небольшого городка Сестрорецка, где родилась и выросла. А вот от тяги к спиртному избавиться оказалось совсем не так просто. Она сопровождала вдовую жизнь Глафиры, словно хроническое заболевание. Не обходилось, конечно, и без обострений. И вот именно сейчас Глафира Ивановна чувствовала, что обострение начинается. Причем с небывалой до сих пор силой.
Ни о какой якобы затеянной ею стирке речи не шло. Женщина сидела в компании с бутылкой водки и уже здорово наклюкалась. В бутылке было меньше половины. И судя по покрасневшим щекам и помутневшим глазам, женщина уговорила всю эту дозу в гордом одиночестве.
– А-а-а… – протянула она нехорошим голосом, обнаружив Свету на пороге своей небольшой городской квартирки, оставшейся ей после второго мужа, тоже спившегося, как и первый ее супруг, но погибшего не под комбайном, а под проходящей мимо дома электричкой. – Дочурка явилась! И чего тебе еще от меня надо?
– Глафира Ивановна, что с вами?
– Что со мной? Нет, это ты скажи, что с тобой?
– Со мной?
– Вот именно! Ты мне скажи, почему ты отца, мерзавка этакая, одного бросила?
– Я.? Я не бросала. Я каждую неделю приезжала к нему.
– Ага! Один раз в пять, а то и в семь дней!