– Ничего конкретного, просто пожелал, чтобы она ему погадала и рассказала, что его ждет в будущем.
– Но на какую-нибудь определенную женщину он гадал? – заволновалась Мариша.
– Как это? – удивился лейтенант.
– Да очень просто. Например, вот вы червонный король, потому что молоды и не женаты А мужчина женатый был бы король треф. Так же и с дамами. Про даму, на которую он гадал, старикан должен был хоть что-то рассказать.
Обычно те, кому гадают, комментируют чепуху, которую несет гадалка, – пояснила лейтенанту Мариша.
– Поговорите-ка вы с Эльвирой сами, раз такие специалистки, – вроде бы рассердился лейтенант. – Вы ведь почти свои люди на ярмарке. А за режиссера и клоуна спасибо. Это очень интересно, хотя и не так важно, раз у нас теперь есть наш маньяк. Может быть, они и затевали какую-то гадость против Алины, но не успели. И теперь, что бы они там ни замышляли, это уже прошло.
– Старались, старались, и все зря, – сказала с досадой Даша.
– Ты лучше думай, кого нам попросить, чтобы свел нас с Эльвирой, – перебила ее Мариша. – В прошлый раз мы не слишком-то с ней поладили.
– Странная особа. И соседка у нее не лучше. Кого-то собралась травить. Помнишь, кого Кеша любит словно родных детей. Пьет вино с Ростиславом, у которого роман с Ольгой. Захочет ли Эльвира с нами разговаривать?
– А вот мы ей про этот разговор и напомним. Если хочет, чтобы никто про ее делишки не знал, заговорит.
– А вдруг она и есть сообщница маньяка? – предположила Мариша. – Не зря он прямо к ней отправился, поди докажи, гадали они там или вынашивали очередные черные планы.
– Тогда зачем она выдала своего сообщника?
– Так ведь его могли видеть, когда он к ней заходил! – воскликнула Мариша. – Хотя странно, конечно, что он к ней среди бела дня поперся. Если они сообщники, то должны всячески таиться. Но все равно нужно с ней поговорить…
* * *
Эльвиры на месте не оказалось, а вот к дверям бородатой дамы стояла очередь из любопытных школьников.
Обычно ее палатка не пользовалась большой популярностью: ну кого в наше время удивишь бородой, если сейчас даже пол меняют. Мы немного подождали Эльвиру, но она все не появлялась, а дверь ее палатки была не заперта и даже слегка приоткрыта. Недолго думая, мы вошли в палатку гадалки.
Тут уже кто-то сидел. Сначала мы подумали, что это еще один посетитель, но, привыкнув к полумраку палатки, увидели, что перед нами сидит и молча на нас смотрит благообразный маленький седенький господин с тросточкой в руках. Толком разглядеть его в полумраке было трудно, кого-то он мне напоминал, но кого, я так и не успела вспомнить, так как мужчина развил бурную деятельность. Он вскочил с единственного в комнате стула, галантно предложив его нам с Маришей, при этом сообщил, что сегодня дивная погода, а Эльвира должна быть с минуту на минуту.
Наши глаза уже достаточно привыкли к темноте, и мы смогли хорошо рассмотреть любезного старикашку, продолжавшего распространяться о том, какая великолепная гадалка эта Эльвира.
– Вы не пожалеете, что обратились к ней. Мне она в прошлый раз рассказала всю мою жизнь и приоткрыла завесу будущего. Теперь я пришел к ней снова в надежде, что она еще подробнее расскажет о моем будущем, – с непонятным воодушевлением говорил мужчина.
Вдруг Мариша вздрогнула, встала со стула и отошла в угол, где принялась рассматривать чучело жабы африканской.
– Я вам признаюсь, – тем временем стыдливо пряча глаза, говорил мне старичок, – вы кажетесь мне доброй девушкой и не будете смеяться над моими чувствами. Я полюбил женщину.
– Бывает, – посочувствовала я ему, пытаясь понять, что это с Маришей.
– Вот, вот! – воодушевился старичок. – Со всеми бывало, а со мной нет. Не смотрите на меня так удивленно.
Я действительно никогда не знал, что это за пытка – любить женщину. И только теперь, будучи в преклонных годах, я полюбил по-настоящему, с терзаниями, взлетами и падениями. Но моя возлюбленная далека, словно звезда, порой мне кажется, что я уже близок к желанной цели, но один ее холодный взгляд, и я отлетаю назад – к началу пути. Признаюсь вам, я измучен.
Старичок не выглядел очень уж изможденным, хотя и пончиком никогда, похоже, не был.
– Не телесно, – поспешно сказал старичок, оценив мой взгляд. – Но меня измучила неизвестность. Мне необходимо знать, есть ли у меня надежда.
– И поэтому вы здесь? – спросила я.
Но ответить мой собеседник не успел, потому что Мариша вдруг взбесилась. Без видимой причины она набросилась на вполне мирного старичка. Она вцепилась в него буквально мертвой хваткой.
– Милицию! – вопила она. – Милиция! Даша, что ты стоишь, он же уйдет!
– Кто? – еле слышно прошептала я.
Но тут старичок пришел в себя.
– Позвольте, – ловко изворачиваясь в руках Мариши, шипел он. – По какому праву вы меня хватаете. Юная леди, вы ведете себя неприлично. Я буду вынужден принять меры.
Но Мариша его не слушала. Она продолжала требовать от меня бежать за милицией, Андреем и вообще тащить сюда всех, кого возможно. Не будучи уверенной, можно ли оставлять старичка в руках обезумевшей подруги, я все же направилась к выходу, рассудив, что самой мне все равно беднягу не вырвать из железных Маришиных тисков. И тут до меня донесся сдавленный стон, я обернулась в полной уверенности, что старичку пришел каюк. Но оказалось, что я ошиблась. Плохо пришлось Марише, должно быть, отчаявшийся дедуля применил к ней какой-то хитрый болезненный прием – моя подруга скорчилась в три погибели и приглушенно хрипела.
Так обращаться с подругами я даже себе не позволяю, а у меня есть на это куда больше прав, чем у этого старичка.
Естественно, я возмутилась и угрожающе шагнула ему навстречу. Увы, это было последнее, что я помнила. Мир передо мной поблек, на уши навалили тюк ваты, и я отключилась.
Толстяк Никаловский не на шутку волновался. Впрочем, в последний год это состояние стало для него почти привычным, можно даже сказать, хроническим. Но сегодня режиссер волновался сильней, чем когда-либо. Он сам толком не мог понять, откуда взялась эта противная дрожь в ногах, ледяной ком в желудке и омерзительный вкус ржавого железа на языке. За целый день он так и не смог проглотить ни кусочка пищи, даже долька любимого апельсина застревала в горле, разбухая до размера египетской пирамиды.
Эти ощущения появились у режиссера после недавней встречи в кафе, где он просил передать Моне, что временно выходит из игры, так как возле него подозрительно много милиции, которая следит буквально за каждым его шагом.
Но и после этого легче ему не стало. Где-то в глубине души поселился червячок страха, который за два дня вырос до размера дракона, пожиравшего толстяка изнутри.