Выглядел этот овощ после стольких дней мытарств не лучшим образом, поэтому я сочла, что с нашей стороны не будет слишком большой жертвой, если мы даже его и проиграем.
— А что вам во Всеволожске надо? — полюбопытствовал наш попутчик, выиграв огурец и с аппетитом принявшись его уничтожать.
Занятие это его так увлекло, что он даже забыл про свои карты.
— Нам нужно разыскать одного скульптора, — таинственным шепотом призналась Мариша. — Вероятно, он в бегах и скрывается у себя на даче.
— У меня сосед скульптор, — давясь огурцом, сказал наш попутчик. — Только он ни от кого не скрывается, а просто пьет по-черному уже неделю, если не больше. Вообще-то для него такое времяпрепровождение не редкость. Бывают такие типы, что деньги у них не держатся, так и норовят их спустить.
— А где ты живешь? — спросила я.
— На Залитой улице.
— Не подходит, — с сожалением констатировала я. — Наш живет на Дачной.
— Во! — обрадовался неизвестно чему парень. — А я чего говорю! И мой на Дачной. Просто дома у нас выходят на разные улицы, а вот дворы соприкасаются. Кстати, меня Володька зовут.
Знакомиться именно сейчас, когда мы уже битых полчаса болтали и прекрасно обходились без имен, было как-то странно, но Володька явно ничего странного в своем предложении не усматривал, а, напротив, считал, что после того, как мы почти знаем его почти как соседа, мы почти свои люди. А какие счеты могут быть между своими?
Дом номер пять по Дачной улице больше походил на коровник или что-то столь же неэстетичное.
К тому же крыша у него основательно прохудилась, а стены облупились, и от них отваливались какие-то куски. В целях удержать эти важные куски на своих местах к дому было прислонена масса самых разнообразных вещей. Тут стояли грабли, жерди, подрамники, пустые банки из-под краски и отвергнутые произведения искусства. В темноте они, должно быть, выглядели жутко и вполне справлялись с ролью сторожей.
Скульптор оказался на месте, но толку от этого было мало, потому что соображать он ничего не соображал, а только мычал и квакал, время от времени наставительно поднимая палец, словно что-то собираясь произнести поучительное, но так и засыпал с поднятым пальцем.
— У-у, дядя Витя, эк тебя развезло, — пригорюнился Володька. — В кои-то веки к тебе красивые девушки пожаловали, а ты лыка не вяжешь.
Дядя Витя что-то сокрушенно пробормотал и попытался лечь спать прямо посреди комнаты. Втроем мы подняли его и вразумительно попросили вести себя хорошо, сопроводив свою просьбу энергичным похлопыванием мокрым полотенцем по его основательно заросшим щекам. Дяде Вите процедура неожиданно пришлась по вкусу, он счастливо смеялся и вообще выглядел довольным человеком. В себя он пришел лишь настолько, чтобы сообразить: у него гости и их надо угостить, а заодно не помешает угоститься и самому. Эта мысль так прочно овладела его сознанием, что извлечь ее оттуда оказалось задачей непосильной. Пришлось срочно снаряжать Володьку в магазин, пока тот еще функционировал.
— Вот счастье-то, — приговаривал дядя Витя, оказавшийся маленьким человечком с обширной лысиной, которую обрамлял бордюрчик чудом сохранившихся волос.
Нос у него был острый и крючковатый, глаза водянистые и сейчас к тому же изрядно покрасневшие от недели непросыхания. Красотой он, прямо скажем, не блистал, но горел желанием помочь нам.
Правда, соображал он еще плохо, но уверял, что пара рюмочек живо вернут ему память. Мы в этом сильно сомневались, так как он периодически переставал бродить по квартире с тряпкой в руках, ронял упомянутую тряпку и падал бы сам, если бы мы с Маришей не были начеку и не успевали его каждый раз подхватить под белы рученьки. Он нас мило благодарил и каждый раз заново представлялся нам, начисто забывая, что мы уже знакомились. Чтобы как-то разнообразить эту процедуру, мы с Маришей каждый раз представлялись новыми именами. Вообще, у них тут со знакомствами было что-то нечисто. Когда мы в четвертый раз узнали, как зовут нашего хозяина и представились сами, назвавшись в этот раз Клотильдой и Василисой, Маришу осенило, и она спросила:
— Вы ведь художник? А где ваши творения? И в конце концов, покажите нам свою мастерскую. Всю жизнь мечтала побывать в мастерской художника.
Последнее ее заявление прозвучало несколько фальшиво, но польщенный дядя Витя ничего не заметил и пустился в туманные рассуждения о том, что творческому человеку нельзя постоянно работать, его талант от этого может поистрепаться. В общем, выяснилось, что на даче он избегает творить, предпочитая использовать ее исключительно для отдыха, и даже сами разговоры о работе считает сейчас неуместными.
— А заказчики как до вас дозваниваются? — продолжала настаивать Мариша, делая вид, что она всерьез озабочена нелегкой участью этих бедолаг. — У вас ведь есть заказчики? — требовательно спросила она затем, всем видом показывая, что у всякого приличного художника их должна быть уйма, а если нет, то и нечего с таким человеком общаться и пора уходить.
Дядя Витя и в самом деле испугался и принялся путано уверять ее, что заказчики никак не пострадают, что он им всем сообщил о своем намерении уйти в отпуск и они не возражали.
— Все заказы я выполнил, деньги за них получил, вот и отдыхаю, — пояснил он нам.
— А какой был последний заказ перед тем, как вы ушли в отпуск? — вплотную подобралась к самому главному Мариша, но в этот знаменательный момент, который мог все объяснить или еще больше запутать, на пороге возник Володька, а в руках у него были две пол-литровые бутылки какой-то коричневатой жидкости, конкурировать с которыми Мариша не могла.
Все внимание нашего хозяина отныне было посвящено тому, как почетней устроить вновь прибывших к столу. Мы сами не заметили, как оказались снаряженными за зеленью в садик к Володьке. Дядя Витя не врал — дача у него была исключительно для отдыха. Никакая растительность у него на участке бы не выжила. Исключение составляли несколько грядок с какой-то зеленью и десяток яблонь. Впрочем, и те и другие выглядели одинаково неухоженно, хотя помирать вроде не собирались.
— С этими растениями всегда так: чем меньше с ними возишься, тем лучше они себя чувствуют, — мельком заметила Мариша и тут же переключилась на более волнующую нас тему. — Как нам его на разговор о Мишке вывести-то? Завтра, когда он протрезвеет, может быть поздно. Мишка наверняка велел ему держать язык за зубами, если это было что-то связанное с брильянтами, а если не связанное, то на фига оно нам?
— А как могут брильянты быть связаны с дядей Витей? — наивно спросила я. — Неужели ты думаешь, что это он на них…
— Да ты что! — махнула рукой Мариша, в руке у нее была зажата выдернутая редиска, и вся земля полетела мне прямо в лицо.
— Потише ты! — возмутилась я. — Почему бы нашему дяде Вите и не продать пару камешков, если Мишка оставил их ему?
— Потому что он художник, — с примерным видом срывая лук и укроп, пояснила мне Мариша, — а у художников богатая фантазия. Думаешь, если бы у него было столько денег, он бы сидел в этой дыре?