* * *
И вот теперь, тридцать лет спустя, лежа в лесу и глядя на поднимающееся над горизонтом солнце, сестра Тереза думала: «А ведь я пришла в монастырь совсем не потому, что стремилась к Господу. Я стремилась уйти от этого мира. И Господь все прочел в моем сердце».
Ей было шестьдесят, и последние тридцать лет были самыми счастливыми в ее жизни. И вдруг неожиданно она вновь очутилась в мире, от которого бежала. С ее рассудком стало происходить что-то неладное.
Она утратила ощущение реальности. Прошлое и настоящее странным образом переплелись. «Почему это со мной происходит? Что Господь уготовил мне?»
Поход казался сестре Миган увлекательным путешествием. С поразительной для нее самой быстротой она привыкла к окружавшим ее новым видам и звукам.
Ее спутники казались ей очаровательными. Ампаро Хирон была сильной женщиной. Ни в чем не уступавшая двум мужчинам, она вместе с тем была очень женственной.
Феликс Карпио – рослый, с рыжеватой бородой и шрамом – выглядел дружелюбным и приветливым.
Но для Миган самой яркой личностью из них был Хайме Миро. В нем чувствовалась какая-то непреодолимая сила, непоколебимая вера в свои убеждения, сродни той, что была у монахинь в монастыре.
Когда их путешествие только началось, Хайме, Ампаро и Феликс несли на плечах спальные мешки и винтовки.
– Дайте мне понести какой-нибудь из мешков, – предложила Миган.
Хайме Миро удивленно посмотрел на нее.
– Хорошо, сестра, – пожав плечами, ответил он и протянул ей мешок.
Он оказался тяжелее, чем Миган предполагала, но она не жаловалась. «Пока мы вместе, я буду разделять с ними все тяготы».
Миган казалось, что они шли уже целую вечность, спотыкаясь в темноте, натыкаясь на ветви, царапаясь о кустарник, искусанные насекомыми, сопровождаемые лишь светом луны, указывавшей им путь.
«Кто они? – думала Миган. – Почему их преследуют?» И поскольку Миган с монахинями тоже преследовали, она чувствовала что-то очень схожее, сближающее ее с этими людьми.
Они почти не разговаривали, но время от времени перебрасывались какими-то загадочными фразами.
– В Вальядолиде все готово?
– Да, Хайме. Рубио с Томасом встретят нас возле банка во время боя быков. – Хорошо. Передайте Ларго Кортесу, чтобы ждал нас. Но не называйте числа.
– Понял.
«Кто такие Ларго Кортес, Рубио и Томас? – думала Миган. – Что должно произойти во время боя быков и при чем тут банк?» Она чуть было не спросила, но вовремя спохватилась. «Думаю, им вряд ли понравится, если я буду задавать много вопросов».
* * *
Незадолго до рассвета они почувствовали, как снизу из долины потянуло дымом.
– Ждите здесь, – прошептал Хайме. – Ни звука.
Они следили, как он, выбравшись на опушку, исчез из виду.
– Что это? – спросила Миган.
– Молчи! – прошипела Ампаро Хирон.
Минут через пятнадцать Хайме Миро вернулся.
– Солдаты. Мы их обойдем.
Отойдя на полмили назад, они осторожно пробрались лесом к проселочной дороге.
Перед ними простирался деревенский пейзаж, наполненный запахами свежескошенной травы и спелых фруктов. Миган не могла сдержать любопытство:
– Почему вас ищут солдаты? – спросила она.
– Ну, скажем, мы с ними несколько расходимся во взглядах, – сказал Хайме Миро.
И ей пришлось довольствоваться этим ответом. «Пока», – подумала она, намереваясь узнать об этом человеке больше.
Через полчаса они добрались до затерянной в лесу полянки, и Хайме сказал:
– Солнце взошло. Мы пробудем здесь до темноты. – Он посмотрел на Миган. – Этой ночью нам нужно будет идти побыстрее.
– Хорошо, – кивнула она.
Хайме разложил спальные мешки.
– Возьми мой, сестра, – сказал Феликс Карпио. – Я привык спать на земле.
– А как же вы? – проговорила Миган. – Я не могу…
– Ради Бога, – оборвала ее Ампаро. – Залезай в мешок. Мы не хотим, чтобы ты будила нас своими криками из-за чертовых пауков. В ее голосе Миган почувствовала непонятную враждебность.
Не говоря больше ни слова, Миган забралась в спальный мешок. «Что она злится?» – удивлялась она.
Миган смотрела, как Хайме Миро, раскатав свой спальный мешок неподалеку от нее, залез в него. Ампаро Хирон легла к нему. «Все ясно», подумала Миган.
Хайме посмотрел на Миган.
– Ты бы лучше поспала. У нас впереди долгий путь, – сказал он.
* * *
Миган проснулась, разбуженная странными звуками. Словно кто-то стонал от невыносимой боли. Она встревоженно села. Звук доносился оттуда, где лежал Хайме. «Он, должно быть, сильно болен», – было первым, что она подумала.
Стон становился громче, и потом она услышала голос Ампаро Хирон: «О, да, так… не останавливайся, querido. Сильнее! Вот так! Так… так…» Миган вспыхнула. Она попробовала заткнуть уши, чтобы не слышать этих звуков, но ничего не помогало. И она представила себя на месте Ампаро Хирон.
Миган тут же перекрестилась и начала молиться: «Прости мне, Господи. Да будут мои помыслы обращены только к Тебе одному, да будет душа моя полна Тобой, дабы нашла она в Тебе источник доброты».
А стоны не прекращались. Наконец, когда Миган уже чувствовала, что не может больше этого вынести, они стихли. Но теперь уже другое не давало ей уснуть. Лес вокруг был полон звуков. Они сливались в какофонию щебета птиц, стрекотания сверчков, гомона маленьких зверушек и гортанного урчания зверей покрупнее. Миган уже отвыкла от шума внешнего мира. Она с грустью вспомнила чудесную тишину монастыря. И к своему изумлению, она даже загрустила по сиротскому приюту. Этот ужасный, но удивительный сиротский приют…
АВИЛА, 1957
Ее называли «Грозой».
Ее называли «Голубоглазым дьяволенком».
Ее называли «Невыносимой Миган».
Ей было десять лет.
Подброшенная под дверь фермеру и его жене, которые были не в состоянии заботиться о ней, она попала в приют еще в младенчестве.
Приют представлял из себя простой двухэтажный белый дом на окраине Авилы в самом бедном районе города неподалеку от Пласа де Санто-Висенте. Его хозяйкой была Мерседес Анхелес, похожая на амазонку женщина с крутым нравом, за которым скрывалась душевная теплота по отношению к своим питомцам.
Миган отличалась от всех остальных детей. Светловолосая, с ясными голубыми глазами, она, словно чужестранка, резко выделялась среди темноволосых темноглазых ребятишек. Но отличалась она от других не только внешностью. Она была чрезвычайно независимым ребенком, предводительницей и смутьянкой. Что бы ни случалось в приюте, Мерседес Анхелес могла не сомневаться – заводилой была Миган.