– Это не столь важно. Бог все равно поймет, что он говорит.
Сзади к Хайме подошел великан с гарротой в руках.
– Хотите, чтобы вам закрыли лицо? – спросил Гомес де ла Фуенте.
– Нет.
Взглянув на великана, начальник тюрьмы кивнул. Подняв гарроту, палач наклонился над Хайме.
Стоявшим за дверью охранникам были слышны крики толпы на улице.
– Знаешь, – тихо сказал один из них, – я бы очень хотел сейчас быть там на улице с ними.
Через пять минут зеленая дверь открылась.
– Принесите мешок для тела, – сказал доктор Анунсьон.
В соответствии с инструкцией тело Хайме Миро было тайно вынесено с черного хода тюрьмы. Мешок бросили в кузов ничем не приметного фургона. Но как только он выехал за территорию тюрьмы, толпа, словно притягиваемая каким-то волшебным магнитом, подалась вперед.
– Хайме!… Хайме!…
Но крики стали уже приглушеннее. Мужчины и женщины плакали, а их дети с удивлением смотрели, не понимая, что происходит. Проехав сквозь толпу, фургон наконец выехал на шоссе.
– Боже мой, – проговорил шофер. – Просто какое-то наваждение. В этом парне, должно быть, что-то было.
– М-да. И тысячи людей это тоже понимали.
* * *
В два часа пополудни того же дня начальник тюрьмы Гомес де ла Фуенте и два его помощника Хуанито Молинас и Педрос Арранго вошли в кабинет премьер-министра Мартинеса.
– Хочу поздравить вас, – сказал премьер-министр. – Казнь прошла удачно.
– Господин премьер-министр, мы пришли не для того, чтобы принимать ваши поздравления, – сказал начальник тюрьмы. – Мы подаем в отставку. Мартинес в изумлении уставился на них.
– Я… Я не понимаю. В чем?…
– Это вопрос гуманности, ваше превосходительство. Мы только что смотрели, как умирал человек. Возможно, он и заслужил смерть. Но не такую. Это… это бесчеловечно. Я больше не хочу принимать в этом участие. И мои коллеги испытывают те же чувства.
– Может, вам стоит еще подумать? Ваши пенсии…
– Мы должны считаться с нашей совестью.
Начальник тюрьмы де ла Фуенте протянул премьер-министру три листка бумаги.
– Вот наши заявления об отставке.
* * *
Поздно вечером того же дня фургон пересек французскую границу и направился к деревушке Бидаш неподалеку от Байонны. Он остановился возле опрятного деревенского домика.
– Приехали. Давай выгружать тело, пока оно не начало смердеть.
Дверь открыла женщина лет пятидесяти.
– Привезли?
– Да, мадам. Куда вам это… его положить?
– В гостиную, пожалуйста.
– Хорошо, мадам. Я бы не стал долго тянуть с захоронением. Понимаете, о чем я?
Она смотрела, как двое мужчин внесли мешок и положили на пол.
– Спасибо.
– Не за что.
Она немного постояла, глядя на отъезжавший фургон.
Из соседней комнаты вышла еще одна женщина. Подбежав к мешку, она торопливо расстегнула его.
На них с улыбкой смотрел Хайме Миро.
– А знаете, – сказал он, – от этой гарроты моей шее действительно не поздоровилось бы.
– Что будем пить, красное вино или белое? – спросила Миган.
Бывший начальник тюрьмы Гомес де ла Фуенте, его бывшие помощники Молинас и Арранго, доктор Анунсьон, великан-палач, уже без маски, сидели в зале ожидания мадридского аэропорта «Барахас».
– Я все же думаю, что вы зря не хотите лететь со мной в Коста-Рику, сказал де ла Фуенте. – С этими пятью миллионами долларов вы могли бы купить целый остров. Молинас покачал головой.
– Мы с Арранго хотим в Швейцарию. Мне надоело солнце. Там мы займемся молоденькими лыжницами.
– И я тоже, – отозвался великан.
Они посмотрели на Мигеля Анунсьона.
– Ну а вы, доктор?
– Я – в Бангладеш.
– Куда?
– Да-да. На эти деньги я открою там больницу. Знаете, я давно думал об этом, еще до того, как принял предложение Миган Скотт. И я рассудил так: если я могу спасти жизнь многим невинным людям, оставив в живых одного террориста, то это – хорошая сделка. Кроме того, должен вам признаться, мне нравился Хайме Миро.
Все лето во Франции стояла замечательная погода и фермеры не могли нарадоваться богатому урожаю. «Было бы так каждый год, – думал Рубио Арсано. – Но год был удачным не только поэтому».
Сначала – свадьба, а затем – год назад – у них родились близнецы. «Трудно даже представить, что можно быть таким счастливым».
Начинался дождь. Развернув трактор, Рубио поехал к сараю. Он думал о своих близнецах. Мальчик рос здоровым и крепким. А его сестренка! Ну просто маленькая разбойница. «Ох и доставит же она своему парню хлопот, -Рубио улыбнулся своим мыслям. – Вся в мать».
Поставив трактор в сарай, он направился к дому, чувствуя на лице холодные капли дождя. Открыв дверь, он вошел в дом.
– Ты как раз вовремя, – улыбнулась ему Лючия. – Обед готов.
* * *
Преподобная мать Бетина проснулась с предчувствием того, что должно произойти какое-то чудо.
«Конечно, – думала она, – произошло уже довольно много хороших событий».
Цистерцианский монастырь был уже давно открыт вновь и находился под покровительством короля Хуана Карлоса.
Сестра Грасиела и все монахини, увезенные в Мадрид, благополучно вернулись в монастырь, где ничто не мешало им вновь погрузиться в блаженное одиночество и безмолвие.
Вскоре после завтрака мать-настоятельница вошла в свой кабинет и застыла в изумлении. На ее столе ослепительно сверкал золотой крест.
Это было воспринято как чудо.
Мадрид попытался выторговать мир в обмен на предоставление баскам частичной автономии, официально разрешив им иметь свой флаг, свой язык и баскское управление полиции. ЕТА ответила убийством Константина Ортина Хиля, военного коменданта Мадрида, и позже – убийством Луиса Карреро Бланко – человека, избранного Франко своим преемником.
Волна насилия нарастает.
За трехлетний период от рук террористов ЕТА погибло более шестисот человек. Кровопролитие продолжается, и полиция отвечает на это с не меньшей жестокостью.
Не так давно ЕТА пользовалась поддержкой двух с половиной миллионов басков, но нескончаемый терроризм лишил этой поддержки. В Бильбао, в самом сердце Страны Басков, сто тысяч человек приняли участие в демонстрации против ЕТА. Испанцы чувствуют, что пришло время жить в мире, время залечивать раны.