Эти слова вихрем кружились у нее в голове, а руки Вальтера все сильнее давили ей на плечи. У нее перехватило дыхание, и она упала без чувств.
* * *
Очнулась Анна в постели. Ставни были закрыты. Она посмотрела на часы. Шесть вечера. В доме было тихо. Слишком тихо. Первой ее мыслью было: дети! И ужас обуял ее. Она встала с кровати и, едва держась на ногах от слабости, поковыляла к двери. Дверь была заперта снаружи. Она приложила ухо к замочной скважине и прислушалась. Должны же быть слышны хоть какие-то звуки. Дети скорее всего вот-вот прибегут к ней, чтобы узнать, как она себя чувствует.
Если смогут. Если еще живы.
Ноги ее дрожали так сильно, что она едва дошла до телефона. «Боже, сделай так, чтобы он работал», – мысленно взмолилась она и сняла трубку. Ответом ей был обычный, ровный сигнал готовности. Чуть помедлив от мысли, что Вальтер сделает с ней, если вновь поймает ее за этим занятием, она поспешно набрала 110. У нее так тряслись руки, что она набрала не тот номер. Потом снова ошиблась. Она начала плакать. Потерять столько времени! Пытаясь перебороть начинавшуюся истерику, снова стала набирать нужный номер, приказывая пальцу делать это правильно. Раздались гудки и вслед за ними, как чудо, мужской голос:
– Hier ist der Notruf der Polizei.
От волнения у Анны пропал голос.
– Hier ist der Notruf der Polizei. Kann ich Ihnen helfen?
– Ja, bitte! – Это было более похоже на рыдание. – Ich bin in grosser Gefahr. Bitte, schicken sie jemanden...
Невесть откуда появившийся Вальтер вырвал из ее рук телефонную трубку, с силой отшвырнул Анну к кровати, затем, выдернув провод из стены, тяжело дыша, обернулся к ней.
– Дети, – прошептала она. – Что ты сделал с детьми?
Вальтер ничего ей не ответил.
* * *
Центральное управление криминальной полиции Берлина находилось на Кейтштрассе 2832, окруженное со всех сторон обычными жилыми и административными зданиями. Телефон экстренного вызова отдела «Deltk aus Mensch» был снабжен системой автоматического фиксирования номера звонившего по нему абонента, так что линия оставалась неразъединенной до того времени, пока из электронного устройства не поступала соответствующая команда. И потому, каким бы коротким ни был разговор, номер абонента установить было нетрудно. Система эта была предметом особой гордости отдела.
Через пять минут после звонка Анны Гасснер инспектор Пауль Ланге уже входил в кабинет своего начальника, майора Вагемана, держа в руках кассетный магнитофон.
– Я хотел бы, чтобы вы прослушали вот эту запись.
Инспектор нажал кнопку. Металлический мужской голос сказал:
Hier ist der Notruf der Polizei. Kann ich Ihnen helfen?
А женский голос, наполненный ужасом, ответил:
Ja! Ja, bitte! Ich bin in grosser Gefahr. Bitte, schicken sie jemanden...
Послышался звук падения, щелчок, и линия заглохла.
Майор Вагеман взглянул на инспектора:
– Узнали, кто звонил?
– Мы знаем дом, откуда раздался этот звонок, – осторожно ответил инспектор Ланге.
– Так в чем же дело? – раздраженно спросил майор Вагеман. – Пусть Центральная вышлет туда патрульную машину.
– Я как раз и пришел за тем, чтобы получить распоряжение именно от вас.
Инспектор Ланге молча положил на стол перед майором коротенькую записку.
– Scheiss! – пробормотал тот и посмотрел на инспектора. – Вы уверены?
– Так точно, господин майор.
Майор Вагеман еще раз бросил взгляд на бумажку. Телефон был записан на имя Вальтера Гасснера, главы немецкого филиала «Роффа и сыновей», индустриального гиганта, одного из крупнейших в Германии. Что все это могло за собой повлечь, ясно было и идиоту. Один неверный шаг, и оба они мгновенно окажутся на улице в поисках работы. Майор Вагеман подумал немного и сказал:
– Ладно. Все равно надо проверить. Поезжайте туда сами, инспектор. И чтобы все было сделано по высшему разряду. Ясно?
– Разумеется, господин майор.
* * *
Дом Гасснеров находился в Ванзее, самом фешенебельном юго-западном пригороде Берлина. Инспектор Ланге поехал окольным путем, по Гогенцоллерндамм, а не по скоростной автостраде, так как здесь движение было менее интенсивным. Он пересек Клаяль, проехал мимо здания ЦРУ, скрытого за забором из колючей проволоки, затем мимо генштаба армии США и, повернув направо, выехал на то, что раньше именовалось Дорогой номер один, самую длинную дорогу в Германии, бравшую начало в Восточной Пруссии и тянувшуюся вплоть до бельгийской границы. По правую руку от него промелькнул Брюкке дер Айнхайт, мост Единства, на котором разведчика Абеля обменяли на американского пилота У-2 Гарри Пауэрса. Инспектор Ланге свернул с автострады и очутился среди покрытых лесом холмов Ванзее.
Дома здесь, как на подбор, были внушительными и красивыми. По воскресеньям инспектор Ланге частенько привозил сюда жену, чтобы вместе поглядеть на эти дома и окружавшие их парки.
Быстро найдя нужный ему адрес, инспектор свернул на подъездную аллею поместья Гасснеров. Поместье олицетворяло собой нечто большее, чем деньги: Власть! Перед могуществом династии Роффов трепетали даже правительства. Майор Вагеман был прав: тут надо вести себя очень осторожно.
Инспектор Ланге подъехал к парадной двери трехэтажного особняка, снял шляпу и нажал на кнопку звонка. И стал ждать. Дом был погружен в давящую тишину нежилого помещения. Но этого не могло быть. Он позвонил снова. Ни звука в ответ, ничего, кроме этой гнетущей, мертвой тишины. Пока он решал, идти ли ему к черному ходу или еще немного подождать здесь, дверь внезапно отворилась. На пороге стояла женщина. Она была средних лет, некрасива, одета в смятую ночную рубашку. Инспектор Ланге принял ее за прислугу. Представившись, он сказал:
– Я хотел бы переговорить с фрау Вальтер Гасснер.
– Фрау Гасснер – это я, – сказала женщина.
Инспектор Ланге едва сумел скрыть свое удивление. Она полностью отличалась от того образа хозяйки этого дома, каким он себе его представлял.
– Я... нам кто-то недавно звонил отсюда в полицейское управление, – неуверенно начал он.
Лицо ее было непроницаемым, взгляд тусклым и отрешенным. Инспектор Ланге смешался, не зная, как вести себя дальше, но чувствуя, что делает что-то не так, что упускает самое важное.
– Это вы звонили, фрау Гасснер? – наконец спросил он.
– Да, – ответила она. – По ошибке.
Его насторожила безучастная, мертвящая монотонность ее голоса. В ушах у него еще звучал резкий, истерический, со всхлипами голос, который он слышал на пленке полчаса назад.
– Поскольку мне придется отчитываться перед начальством, могу я узнать, в чем конкретно состояла ошибка?