Мне показалось, что это я уже слышала, но мешать не стала, и бабка Марья продолжила:
– На базаре торга нет, все в страхе. Слух идет, что призраки оставляют свои могилы и бродят в ночи по улицам. Всю прошлую ночь не находили они покоя и сами людей покоя лишали. Продаю молочко одному человеку, а он весь трясется. Ночью, говорит, подкараулили его две белые женщины прямо на том самом месте, где я торгую, и гоняли по всей площади, а потом и в городе за ним помчались. Насилу, говорит, ушел. Но с головой у него точно теперь не в порядке. Твердит, что это были две молодые блудницы, верхом на рычащем звере, похожем на мотоцикл, но только гораздо страшнее и голосом громче. А больше от него ничего не добиться. Но не врет, потому как другие тоже их видели, и еще мужик один, из деревни на торг приехал, тоже их видал. По глупости ночевать остался возле кладбища, там они его и окружили. Лезли к нему на бричку, смерти его добивались. Еле от них молитвой да честным крестом отбился. Чуть не пропал! Так они от досады, что не удалось ни одну честную душу погубить, заманили к себе парней, из тех, что рэкет держат, и зверски замучили. Положим, хлопцам туда и дорога, а все-таки жалко. Лютую смерть приняли и души свои погубили. Кто их теперь отмаливать будет – непонятно.
– А молодой парень их возле старого кладбища, что возле нас, не встречал? – поинтересовалась я.
– Точно, – ахнула бабка Марья. – Был такой, в больницу увезли, с моста его столкнули. Хорошо, там неглубоко было и рыбаки сидели, утреннего клева дожидались, они его и вытащили. Он тоже все про привидения и мотоцикл бредил. Но те решили, что спьяну. Хоть от него и не пахло, но он же мог быть наркоманом. Так их у нас много. А ты откуда про то ведаешь? – спросила бабка и сама же ответила, избавив меня тем самым от необходимости лгать: – А, вы ж тоже в город бегали. Неужто и вам встретилась сила нечистая?
– Страшные, жуть, – подтвердила я ее подозрения. – Все, что рассказывают, – все правда. Видели мы их, и так мне страшно сделалось, что прямо ослабла вся – как до дому добралась, не помню.
– Ну, так Сережа с Игорьком поспешили, Игорек вас домой и привез. И чего вы в ночь поперлись за кавалерами? Зачем? Сидели бы дома – небось сами к вам прибежали бы. Чем Сережа вам плох? И майор, и в милиции служит…
С этой воркотней бабка отправилась по соседкам делиться новостями, а я порадовалась, что смогу чуток поспать.
Но сон был недолог. На пороге возникла Ира. Со вчерашнего дня она утратила румянец, осунулась лицом и теперь напоминала не рафаэлевского херувимчика, а тяжело занедужившего взрослого ангела, на долю которого в последнее время выпала масса неотложных забот.
– Привет, – сказала она, – решила зайти к тебе. Я попала в ужасную ситуацию и просто не знаю, что теперь делать.
– Надо все рассказать Никитину, – посоветовала я ей, но, кажется, мой совет не пришелся ей по сердцу, потому что она закрыла лицо руками и горько зарыдала, выдавая сквозь всхлипывания потрясающие откровения:
– Как мне ему все рассказать, если это я заманила вас на кладбище? Он не знает, но если узнает про то, запрет меня под замок, а те убьют мою бабушку. Елизар никогда не обманывает и не грозит зря, если сказал, что сделает, значит, сделает. Правда, такие угрозы не вяжутся с моим представлением об этом человеке. К тому же он уверял, что не причинит вам вреда. Но ведь это могут сделать его люди. Есть много лазеек, чтоб обойти свое слово, тут Елизар большой мастак. А Никитин не поймет, что я никому вреда не хотела, а только старалась спасти свою бабушку. Если бы дело во мне одной, я никогда не написала б того письма.
– Понятно, – сказала я, хотя ровным счетом ничего мне было не понятно, кроме того, что с Ириной бабушкой неладно, поэтому я спросила, чтобы хоть как-то войти в курс дела: – А что же все-таки случилось со Стасем?
– Никто не знает, – прорыдала Ира, – Елизар сам хотел узнать, а так как вы единственные, кто был на месте его смерти, вот и попали под подозрение.
– А Леший с этим дураком-внуком? Почему они не под подозрением? Ведь нам с Маришей просто не под силу было бы пристроить тело таким образом! – возмутилась я столь явной пристрастностью.
– Не знаю, – вздохнула Ира. – Я вообще с самим Елизаром не разговаривала, мне его слова передал староста из Киянки. Я же только предполагать могу, что он на вас обозлился потому, что убийства начались с вашим появлением и вы всякий раз каким-то боком оказывались связанными с ними.
– Ну ладно, а что Елизару за дело до Стася? Он ему папа?
– Да, – совершенно серьезно ответила Ира. – Он его крестный отец.
В воздухе запахло кровавой вендеттой, сицилийской мафией, голливудскими съемками и кетчупом с горячими макаронами.
– Если он о нем так волнуется, почему допустил, чтобы его крестник занимался захоронением трупов? Я ни с кем его не спутала, он точно был в том сарайчике. Что он там делал?
– Про это мне никто ничего не говорил, так что ничем помочь не могу. Но хочу дать совет вам, девочки, уезжайте поскорей отсюда, потому что на вас имеет зуб такой человек, которому поперек дороги вставать не следует.
Это я и сама поняла, и мне это сильно не понравилось. Кому охота получать по мозгам ни за что ни про что? А тут именно такой случай. Я пришла в бешенство и в таком состоянии находилась все время после ухода Иры. Мне было просто необходимо выговориться сочувствующему человеку. К несчастью, таким человеком оказалась Мариша. Видать, возмущение помрачило мой рассудок, если я выложила ей все, что рассказала Ира. А ведь это следовало скрывать от нее тщательней, чем от кого бы то ни было! Ее чувство справедливости было обострено до предела, и ничего не стоило оскорбить его.
Как и следовало ожидать, Мариша пришла сначала в негодование, и я была с ней полностью солидарна, но потом она начала строить планы на будущее, и тут я призадумалась, правильно ли сделала, что все рассказала, а когда она заявила, что у нее есть план по вразумлению Елизара, я всерьез затосковала. Впрочем, план отличался удивительной простотой замысла и исполнения.
– Надо пойти к этому Елизару и сказать, что он не прав, пытаясь нас убить.
У Игоря, который именно в этот момент вошел в дверь и услышал простенький план Мариши, отпала челюсть, и он начал что-то бессвязно блеять. Из его блеяния становилось понятным, что он не повезет нас в Ульяновку, что у них с Никитиным есть знакомый врач в больнице и они попросили его положить нас в палату для психов, у которых внезапно началось сильное обострение. Это самое надежное для нас место. Сидеть мы там будем вдвоем, потому что держать рядом с нами психически больного человека – значит, подтолкнуть его к убийству или самоубийству в первые же часы общения с нами. Он, Игорь, до встречи с нами был совершенно здоров, но сейчас чувствует в себе пробуждающегося зверя. Палата обита мягкой тканью, чтобы мы не повредили себе чего-нибудь, а на окнах будут крепкие решетки. Игорь лично проследит, чтобы специально для Мариши наварили второй ряд прутьев. Двери будут запираться на несколько замков, и он, Игорь, берется проследить за тем, чтобы к дверям не подходил никто незнакомый. Нам обеспечат трехразовое протертое питание и полный покой.