По пути дед угостил нас арбузиком со своего баштана и пригласил погостить у него, уверяя, что старуха его будет рада до беспамятства. Подозреваю, что ему нужны были свидетели его рассказа, чтобы любящая жена не отправила его прямиком в сумасшедший дом. Мы поблагодарили, записали адрес и обещали быть, если случай занесет в его края. До околицы Ульяновки добрались только к вечеру.
– И куда мы теперь? – спросила я.
– Еще слишком светло, надо подождать, пока стемнеет. Иначе рискуем обнаружить себя раньше времени.
Мне ужасно хотелось спросить, как она будет определять, пришло время или еще нет, но я сдержала себя. Мы забрались на чей-то огород и занялись мародерством. Пойти в магазин было бы равнозначно тому, что надеть себе на грудь транспарант и промаршировать по главной улице. Поэтому мы и засели в огороде, где росли неудобоваримая фасоль и невозможно горькие огурцы.
– Предлагаю сходить сначала к Ире. Может, ее бабушка уже возвращена домой. Там и поедим по-человечески.
Мариша согласилась, и мы побрели к Ире. По скромности нам позавидовала бы любая выпускница епархиального училища. Мы забивались в тень при виде любого прохожего, не обращая внимания на его пол. От общения с детьми тоже всячески уклонялись.
Дом Иры встретил нас темными окнами. Так как на часах было всего девять вечера, становилось очевидным, что дома никого нет. На всякий случай мы решили осмотреть его. Внутри царил беспорядок, словно хозяева собирались куда-то в сильной спешке. На столе остался еще свежий хлеб и лишь слегка подвянувший лук. Мы заглянули в огород, там тоже никого не было. Но раз уж мы оказались тут, то следовало и поесть.
Я взяла лопату, Мариша – ведро, и мы отправились копать картошку. Никому не советую заниматься этим ночью. Хуже может быть только посадка ее в столь же темное время суток. Началось с того, что я заехала Марише лопатой по ноге, надолго выведя ногу из строя, потом Мариша умудрилась подсунуть мне ведро с уже накопанной картошкой под ноги, и я плюхнулась на землю, перевернула ведро и рассыпала картошку, которую потом пришлось долго собирать на ощупь. Домой мы вернулись злые и грязные.
– Не хочу слышать ни о какой конспирации, – сообщила я Марише. – Занавесь окна, потому что я зажигаю свет. Хватит с меня шатаний в темноте. Поживем как люди хоть какое-то время.
Пока чистили и варили картошку, накрывали на стол и пускали слюну в предвкушении долгожданного и выстраданного ужина, все было спокойно. Но как только мы выставили на стол ароматную бадейку с укропно-огуречным рассолом, в котором плавали маленькие хрустящие огурчики, соломенную тарелочку с белым сдобным хлебом, нарезанное тонкими ломтиками розовое сало и дымящуюся кастрюлю с молодой картошкой, во дворе раздались голоса. Не сговариваясь, мы с Маришей бросились вон из комнаты. Она была очень уютной, но обладала одним, но в данной ситуации огромным недостатком – спрятаться здесь было совершенно негде.
Мы укрылись в сенях. Там стоял огромный старый шкаф с зеркальными дверцами, мы залезли в него. Как только прикрыли за собой обе створки, входная дверь распахнулась и вошло несколько мужчин. Они прошли в дом, откуда донеслись громкие голоса:
– Ты лопух, Федька. Почему сразу не посмотрел, кто тут ошивается? Может, это вовсе не Ирка.
– А кому тут быть, если не ей? – возразил второй, но не тот, к кому обращались. – Федька все правильно сделал, никуда они не денутся, ужин на столе, сейчас явятся. А мы с тобой, пока их ждем, немного перекусим. Федька покараулит.
– Во гады, – прошептала я. – Сейчас будут жрать наш ужин.
Но нам не удалось толком обменяться проклятиями в адрес грабителей – на крыльцо вышел злополучный Федька и закурил. Стоял он в опасной близости от нас, и мы слышали каждое его движение, а значит, и он мог услышать наши. Поэтому мы притихли, как мыши.
– Федька! – раздался голос из дома. – Запри дверь и иди сюда. Во дворе наши хлопцы, они всех сцапают, кто появится. А нам надо пошарить в доме.
При этих словах мы с Маришей похолодели. Федька направился вовнутрь дома, а мы выскочили из шкафа и прошмыгнули на второй этаж. Оттуда лестница вела на чердак. Вскоре стало ясно, что чердака нам не миновать. Наглые гости обшарили первый этаж и уже поднимались к нам на второй.
– Что это за баптисты, – возмущалась Мариша, карабкаясь по лестнице, – если они курят? Им же устав не разрешает.
На чердаке пыльно, все заросло паутиной. В наружной стене было проделано единственное окошко без стекла. Мы осторожно выглянули из него. Внизу на расстоянии метра находился козырек, на который можно было попробовать выбраться, если пожаловавшие наверх хлопцы покончат с обыском на втором этаже и решатся подняться наверх.
– Надо убрать лестницу, – сказала я Марише дрожащим от страха голосом, потому что именно в этот миг один из парней красочно описывал, что сделает с нами, когда мы попадем ему в руки. Выходило очень страшно.
– Что ж ты раньше молчала, растяпа, – рассердилась Мариша, и мы поползли обратно к люку, через который попали на чердак.
Внизу, возле лестницы, наблюдая за своими, стоял и опять курил Федька. Это занятие так его увлекло, что он не обернулся, когда с предельной осторожностью у него за спиной мы вытягивали лестницу наверх. Мы не отказали себе в удовольствии поглазеть на его лицо, когда он повернулся с намерением лезть на чердак по лестнице, которая еще минуту назад была тут, и он твердо помнил это. Даже протянул к ней руку, да так и замер с повисшей в воздухе рукой. В такой позе и нашли его друзья.
– Э-э, – промямлил злополучный Федька. – Куда ж она делась?
– Кто? – заинтересовались его товарищи.
– Лестница.
Последовало продолжительное молчание, в течение которого товарищи Федьки обдумывали его слова, тупо глазея на пустое пространство, простиравшееся от пола до люка в потолке.
– И где же она теперь? – выдавил наконец самый сообразительный.
Ответ на этот вопрос они искали еще несколько минут.
– Может, кто-то утянул? – предположил Федька.
Только мы с Маришей хотели порадоваться его смекалке, как он продолжил:
– Наверх утянули. Наверное, там кто-то сидит.
Тут у нас отпала охота радоваться, и мы по-пластунски отползли подальше от люка. Лестницу прихватили с собой. Мы очень спешили, так как эти внизу тоже развили некоторую деятельность. Они искали лестницу, по которой могли бы подняться к нам. У нас перед ними было весомое преимущество: свою лестницу мы держали при себе. Выставив ее наружу, мы быстро спустились по ней и оказались на козырьке. Дальше идти было некуда. Нельзя же в самом деле принимать всерьез тоненький водосточный желоб, огибающий дом по периметру. Во всяком случае, я наотрез отказывалась рассматривать его в качестве пути для отхода.
– Нашлась, – радостно завопили снизу, и я чуть не рухнула вниз, со страху решив, что нашлась именно я. Оказалось, лестница.