Ничего этого не произошло. Зато она сама дала в руки мерзавцу отличное оружие против себя. Лилька не была дурой. И даже в пылу ссоры быстро смекнула, как обрадуется Горшков заявлению избитого ею Владика, его синякам, его смятому носу и сломанным ребрам. Да это же весомый камень в Лилькин огород. Если она избила и изувечила одного своего любовника, то почему не могла проделать то же и с Семеном Семеновичем. Улика. Пусть и косвенная, но все равно улика.
— Ты не пойдешь к Горшкову, — покачала она головой.
— Пойду!
— Не пойдешь!
— Не пойду, если отдашь мне домашний кинотеатр.
— Забирай!
Слова сорвались у Лильки с губ сами собой. Прежде чем она успела осмыслить сказанное, обрадованный Владик подхватил телевизор и вынес его из квартиры. Потом вернулся, содрал со стен колонки, забрал усилитель, провода и прочее. И наконец, уже стоя в дверях, с чувством произнес:
— Прощай, Лиля! Мы могли бы быть с тобой так счастливы! Но ты сама все испортила!
И, пошатываясь под тяжестью своей добычи, потащился вниз со сломанными ребрами. Долго смотреть ему вслед Лилька не могла. Опасалась, что ярость снова на нее накатит могучей волной и она догонит и просто придушит мерзавца. Но все прошло благополучно. Владик ушел. А Лилька вернулась к себе домой. И тут ярость сменилась страхом.
А вдруг мерзавец Владик не сдержит свое слово? Вдруг кинотеатр окажется в нерабочем состоянии? Ведь они так дрались, что могли его запросто попортить. Тогда Владька просто из вредности пойдет к Горшкову и наябедничает тому, что Лилька его избила.
— Надо что-то делать! — простонала Лилька. — Надо как-то подстраховаться.
И, недолго думая, Лилька треснулась физиономией о дверной косяк. В глазах у нее немедленно засверкали звезды. Но эффект был, безусловно, налицо. Верней, на лице. Там стал надуваться желвак, который к утру обещал превратиться в отличный синяк. Синяк, который Лилька намеревалась использовать против Владьки. Мол, он первый начал распускать руки. А она только защищалась. Ну, немного переусердствовала. Но ведь исключительно в целях самозащиты. Так что винить ее нельзя.
Про самозащиту Лилька много читала. И знала, что даже убийство можно оправдать, если оно произошло из желания защитить себя, своих близких или свое имущество. Так что теперь Лилька была почти что спокойна. Владьке не удастся выставить ее в черном свете.
— Ну, как? — спросила она у подруг. — Классно я придумала?
— Да уж, — вздохнула Кира, разглядывая огромный фингал на лице у подруги. — Лучше не придумаешь.
— Но больше ты уж этого Владика в свою жизнь не пустишь? — поинтересовалась Леся.
— Больше никогда! — горячо заверила ее Лилька.
— Ну, смотри. А то ведь у тебя осталось еще порядочно добра, которое можно перетащить к другой бабе. Один шелковый ковер на полу чего стоит!
— И сервиз!
— И сотовый телефон.
— И компьютер!
Но Лилька поклялась, что никогда не допустит Владика до своей квартиры.
— Даже если будет подыхать прямо у меня на пороге, все равно не пущу!
— Ой, не надо так говорить!
— Но это так и есть! Я его теперь от всей души ненавижу и презираю! Никакой любви не осталось и в помине!
— Это хорошо, — одобрила ее настрой Кира. — Но помимо разборок с негодяем Владиком у тебя есть еще и другие дела. И ты должна выйти сегодня из дома.
— А как ты выйдешь с таким-то синяком?
— Не знаю. Не выйду, наверное.
— Нет. Ты должна.
— А синяк мы тебе замажем.
Сказано — сделано. Не прошло и десяти минут, как синяк был замазан корректирующим карандашом, а само лицо Лильки покрылось толстым слоем тонального крема, пудры и румян.
— Не слишком ли жирно? — с сомнением произнесла Лилька, разглядывая получившийся результат в зеркале.
— Ничего страшного, — успокоила ее Кира. — Сейчас лето. Все просто подумают, что ты так хорошо загорела на солнышке.
— Вот увидишь, еще и завидовать станут!
— Решат, что ты только что вернулась с курорта.
И, схватив Лильку за руки, подруги поспешили по делам.
Мастерская Семена Семеновича, где изготавливались уникальные высокохудожественные изделия из драгоценных металлов и камней, располагалась в полуподвальном помещении. Больше всего оно напоминало хорошо защищенный бункер. И не было снабжено никакой вывеской.
— Сеня всегда считал, что лишняя помпа тут совсем не нужна, — пояснил Ники. — Зачем это нужно, чтобы вся окрестная гопота знала, что в этом помещении хранится золото?
— Очень разумно.
— А Сеня именно таким и был, — подавленно вздохнул Ники.
Опять он говорит о брате в прошедшем времени! Зачем?
— Каким?
— Благоразумным до мозга костей. Даже его женитьба на Глаше, казалось бы, безумная авантюра, на деле обернулась полным благополучием. Из Глаши получилась отличная жена, мать и хозяйка. Не всякая городская девчонка сумеет так хорошо вести хозяйство. И при этом уживаться под одной крышей со свекровью.
— А вот и она сама, — заметила Леся приближающуюся к ним Глафиру.
Дождавшись Глашу, они все вместе вошли в мастерскую. Она была тут впервые, точно так же, как и подруги. И точно так же, как и они, с интересом озиралась по сторонам. Мастерская выглядела так, как и должно выглядеть рабочее помещение. За исключением металлической двери на входе и сложной системы входа-выхода, все прочее было вполне ординарным.
Три стола, за которыми сидели мастера, вооруженные различными инструментами. Они ловко гнули проволоку, плавили и полировали. На вошедших девушек они лишь мельком посмотрели. И убедившись, что пришли свои, быстро успокоились и вернулись к своей работе.
Присесть Глаше и подругам никто из них не предложил. Не было им предложено ни кофе, ни чая, ни других напитков. Видимо, мастера спешили с очередным срочным заказом.
И, понимая, что они тут чужие, лишние и отчасти даже мешают, девушки сконфуженно замерли у стенки.
А вот Ники держался куда свободней. И, заметив среди столов длинную угловатую фигуру, устремился к человеку со словами:
— Ваня! Ты-то нам сейчас и нужен!
Ваня, или иначе Иван Васильевич, оказался мужчиной лет тридцати — тридцати пяти. Он был худощав, но не той крепкой сухощавой худобой, как дядя Ники. Он был похож на вытянувшийся без света росток спаржи. Длинный, тонкий и бледный. Вот руки у Ивана Васильевича были примечательные. Широкие ладони удивительным образом сочетались с точеными чуткими пальцами пианиста. Странные руки. Необычные и волнующие.