— За кражу национального достояния дадут срок больше, чем за простую кражу, — деловито заметила она.
— Какое национальное достояние?
— Книги в Публичке.
— Ну, по правде сказать, книги, достойные такого названия, как, например, Остромирово Евангелие, хранятся в отдельной комнате под специальной охраной, и даже экскурсии туда не допускаются. А в большинстве хранящихся в библиотеке изданий нет ничего примечательного. Но если ты про ту комнату, на которую обратили внимание эти подозрительные личности, то там есть немало интересных вещей. А цена их может зависеть от многих факторов. Основная ценность библиотеки в том, что в ней должны быть все издания, которые только выпускались в нашей стране с 1821 года. По Высочайшему указу императора все издательства присылали туда по два обязательных экземпляра любой новой книги. И если разные брошюры, листовки, журналы, газеты и тому подобное давно сгорели в печах и кострах, может, уже через неделю после их выхода в свет, то в библиотеке они лежат и ждут, когда люди вспомнят о них и захотят прочесть. И люди приходят и читают в свое удовольствие. Уникальность Публички в этом.
На этом месте мне пришлось остановить свою лекцию, потому что троица нырнула в подземку, без помех прошла через контроль, дружно предъявив, как нам удалось подглядеть, студенческие карточки.
— Тоже мне студенты нашлись, — бурчала Наташа, покупая жетон. — Аферисты разнесчастные.
— А они в свободное от учебы время занимаются аферами. И их занятиям ущерба нет. Я имею в виду Амелина и девушку. Насчет мужика у меня большие сомнения. Староват он для студента.
В метро нам пришлось проявить всю свою изворотливость, чтобы не попасть лишний раз на глаза троице и в то же время не упустить их из виду. Из метро мы вышли на площади Ленина и быстро побежали к пригородным кассам. Они взяли билеты и устремились к поездам.
— Покупай и нам скорей. Видишь, как припустили. Должно быть, поезд уходит! — кричала я Наташке.
— Куда же брать? — в растерянности вопрошала Наташа.
— Во вторую зону бери. Помнишь билет в сумке Амелина? И поспеши, пожалуйста, если не хочешь остаться.
Забравшись чуть ли не с ногами в окошко кассы, Наташа уверяла кассиршу, что ей с подругой абсолютно все равно, до какой станции ехать. Лишь бы эта станция находилась во второй зоне. Женщина в кассе была изрядно утомлена многочисленными пассажирами и их претензиями и удовольствовалась этими скудными, но дающими широкое поле для фантазии сведениями, и выдала нам два долгожданных кусочка бумаги в зеленоватых разводах. Гордо размахивая ими, Наташа выбежала на перрон к поездам, где уже стояла я и торопила ее.
— Они сели на электричку, которая идет в Рощино, — сообщила я ей.
— Нам тоже тогда туда, но в какой вагон?
— У них тяга к одной и той же цифре.
— Неужели во второй? — смекнула Наташа.
— От конца.
Каким образом мы успели в вагон, до сих пор для меня остается загадкой. Электронные часы на здании вокзала не оставляли сомнения, что для нас случилось маленькое, но очень своевременное чудо. Поезд уходил в 16.20, а на часах было уже на шесть минут больше, то есть 16.26. Должно быть, небеса сжалились над двумя ненормальными и решили немного помочь им. Правда, тогда не понятно, зачем им это было нужно. Не просто же по доброте натуры. И почему они не остановили до сих пор Амелина в его преступлениях, если могут с легкостью задержать отправление электрички? Но здесь в голове началась давка противоречащих друг другу объяснений случившегося. Со мной всегда так.
— Я есть хочу, — подала голос Наташа, когда мы уже сидели в вагоне и могли позволить себе расслабиться. — Я не завтракала.
— А кто виноват? Надеюсь, ты не будешь упрекать меня, что не накормила тебя обещанным завтраком?
Тема еды была необычайно актуальна для нас обеих, и мы с удовольствием и особым смаком, появившимся от сосания под ложечкой, ее обсудили.
— Я сумасшедшая, — грустно призналась Наташа. — Еду куда-то в неизвестном направлении в зимнюю стужу. В погоне за всего лишь подозрительной троицей. Может, они ничего плохого сегодня обделывать не будут, а едут на шашлык к друзьям в гости. А друзья живут во второй зоне и уже замариновали мясо.
— Я предпочитаю из свинины.
— Шашлык? — осведомилась у меня Наташа.
— Да.
— И не надейся, на тебя не рассчитывали.
— Если в ближайшее время я не съем хотя бы хот-дог, то за себя не ручаюсь. Вцеплюсь в первого же встречного
За окном в неожиданно ранних сгустившихся сумерках проносились придорожные столбы, уныло тянулись линии электропередач, мелькали посеребренные зимой деревья. Засыпанные снегом прямоугольники колхозных полей быстро сменялись небольшими лесочками, радовавшими глаз зеленью хвойных деревьев. И вновь белые поля и темные деревья в лесу. Если прибавить пустые желудки, общую неопределенность нашего предприятия и то, что в вагоне не топили и по нему гулял ветер, то положение становилось удручающим.
Оставалась надежда, что на станции, где выйдут эти трое, будет продаваться какая-нибудь снедь, не требующая дополнительной термической обработки. В моем организме, ослабленном многочасовым голоданием и шатанием по холодным улицам, происходили досадные изменения. Началось с настроения. Оно быстро падало. Желудок издавал недвусмысленные звуки, требуя еды. Голова болела. Все тело замерзало. Наташа, похоже, испытывала сходные с моими ощущения.
В мозгу проносились страшные видения. Вот мы на заснеженной поляне в лесу пытаемся развести огонь, чтобы поджарить куски колбасы, купленной в случайном ларьке, и согреться. Газ в зажигалке заканчивается, а дрова упорно не желают разгораться. И мы с похолодевшими сердцами и замерзающими ногами отказываемся от борьбы с одной их четырех древних стихий, печально жуем обледенелую колбасу и плетемся из последних сил к железнодорожному полотну, которое вырисовывается за лесом. А вокруг сгущается темнота, и вьюга впивается в наши бледные лица.
— Возможно, они заметили слежку за собой и теперь заманивают нас подальше от города, чтобы разделаться без помех на природе, — поделилась своими соображениями Наташка.
— Ты прямо читаешь мои мысли.
— Но мы ведь не отступим?
Я вспомнила о шедеврах печатного слова, которые мирно хранились в недрах библиотеки и подвергались опасности быть украденными этими типами. И даже если я ошибаюсь относительно намерений, то все равно один из этой тройки взломал мой дом, перевернул все вверх дном, а двое других следили за мной с непонятными целями. Я была намерена получить объяснения их странным поступкам. И твердо решила докопаться до правды, чего бы мне это ни стоило.
— Не отступим, — подтвердила я вслух.
И мы утвердились в своих рискованных намерениях разоблачить преступную шайку, члены которой вламываются в квартиры к незнакомым девушкам, а когда их пытаются остановить, ввязываются в драки, подозрительно кружат по Эрмитажу и Публичной библиотеке, обманывают доверчивых особ, забирая их накопления и воруя предметы чужого наследства. Такие люди заслуживают всеобщего порицания, наказания и просто напрашиваются на то, чтобы их вывели на чистую воду.