– Видите! – ни на мгновение не растерялась Валькирия. – Вы сами все и объяснили. Уверена, эти особы просто были задержаны, наверное, за проституцию. Находясь в отделении милиции, подслушали там эту историю с якобы отравленными конфетами. А потом, когда их отпустили, явились к вам! И теперь измышляют всякую чушь обо мне!
Теперь и Виктор Алексеевич посмотрел на подруг с подозрением. Ужас! Мало того, что их приняли за воровок, так еще и проститутками обозвали. Ну и Валькирия! Ну и бестия!
– Далеко пойдешь! – едва сдерживая дикую злость, произнесла Кира.
Слова сквозь стиснутые зубы проскальзывали видоизмененными. Так что ее никто не понял. А если бы и поняли, то все равно не обратили бы внимания. Обстановка в гостиной накалилась до того, что подруги начали опасаться самосуда.
– Предлагаю вызвать милицию, – внезапно четким и ясным голосом произнесла Леся.
Ее слова возымели действие хорошего ливня в разгар летнего зноя. Все вокруг нее затихли и присмирели.
– Милицию? – растерянно пробормотал Виктор Алексеевич. – Да, в самом деле. – И уже более уверенным тоном он добавил: – Мне кажется, уже давно пора вызвать милицию.
Сначала появились сотрудники из ближайшего отделения. Выслушав рассказ подруг, они тут же заявили, что нужно подключить к делу тех сотрудников, которые уже расследуют дело о смерти Иннокентия Павловича.
– Я уже пригласил их, – сказал Виктор Алексеевич.
И как следовало ожидать, всего через час подруги снова увидели своего Слепокурова. Но вот чего совсем не ожидали, так это того, что он примется на них орать.
То есть сначала он просто вытаращил на девушек глаза и спросил:
– Вы-то как тут оказались?
И когда Кира легкомысленно призналась, что сюда их привели водительские права Бориса, найденные ее соседкой Галиной Степановной и утаенные от милиции, Слепокурова прорвало.
– Вы хоть понимаете, что вы позволили преступникам совершить преступление?! – возмущался он, наступая на подруг.
– А что мы могли поделать? Их было трое. И они были вооружены! Мы бы погибли сами. И не спасли Бориса.
– Вы не должны были даже допускать того, что подобная ситуация имела место!
– Ах, извините, что мы не умеем предвидеть будущее!
– И вообще, – добавила Кира. – Могли бы сами действовать порасторопней.
– Вот именно! Что вы так долго не ехали сюда? Вы же еще с утра поехали в театр, где работал этот приятель Бориса. Кира, как его там зовут, ты не помнишь?
– Режиссер Одров!
– Да! И что же он вам не рассказал, где искать Бориса?
Слепокуров смутился.
– У меня были и другие дела, – заявил он, отводя взгляд. – И потом я сразу же позвонил сюда, в дом Виктора Алексеевича. Но мне сказали, что Бориса тут нет.
– А мы вот не поленились и приехали лично! И узнали, что хотя Бориса в доме его отца действительно нет, зато у Бориса имеется невеста. А вам что же ваш режиссер о ней не рассказал?
Вместо ответа Слепокуров сердито насупился. Видимо, режиссер Одров оказался разговорчивым малым. И про Валькирию в разговоре со Слепокуровым также упомянул. Но вот сам следователь никаких выводов из этого не сделал. И теперь был крайне недоволен собой. И конечно, он не был бы мужчиной, если бы не попытался тут же обвинить в собственных просчетах и ошибках женщин, то есть Киру и Лесю.
– Честное слово, мне кажется, что я поторопился отпустить вас на свободу, – заявил он, исподлобья глядя на подруг. – Вы обе – просто какое-то ходячее несчастье. Так и притягиваете к себе преступников!
– Эй! Эй! Поосторожней! – возмутилась Кира.
– Никто не виноват, что мы с подругой так привлекательны! – не совсем к месту пискнула Леся.
Следователь покачал головой.
– Вообще-то я имел в виду совсем другое. Ладно, отойдите в сторонку и не путайтесь у меня под ногами хотя бы десять минут. – После этого он сосредоточил свое внимание на остальных обитателях дома. Но подруги не сомневались, что в конце концов очередь дойдет и до них. Они уже несколько раз дали показания местным ментам. В том числе и по поводу того, на какой машине с какими номерами увезли Бориса похитители. Но Слепокуров пожелал услышать это еще раз. И своими ушами. А подытожил он исповедь подруг так:
– Лично я не удивлюсь, если окажется, что вы утаили от следствия добрую половину того, что знали! Например, вот вы сообщили, что видели в номере похитителей не все цифры. А я склонен теперь думать, что вы их отлично разглядели!
Это было безусловно оскорбительно. Подруги и оскорбились бы, если бы… если бы в глубине души не сознавали, что Слепокуров прав, сердясь на них.
А вот Виктор Алексеевич неожиданно проявил к девушкам явное расположение. После того, как выяснилось, что они не вруньи, не воровки и уж тем более не проститутки, он окончательно исторг Валькирию из своего сердца. И, наоборот, раскрыл подругам свои почти отцовские объятия.
– Вы должны меня простить! Просто не знаю, что нашло на меня. Вы хотели спасти моего сына. Не ваша вина, что у вас это не получилось.
Рыдающую Валькирию, которая призналась в похищении Бориса и в том, что держала его прикованным в подвале его собственного загородного дома, но только из любви к последнему, увели в заднюю комнату для допроса. А подруг Виктор Алексеевич упросил остаться у него в гостях.
– Куда вы поедете? – твердил он. – Уже глухая ночь. Нет, вы останетесь переночевать тут. И без разговоров! Слушать не хочу ваших возражений. Возможно, что за ночь вам удастся вспомнить еще что-нибудь. А завтра я распоряжусь, чтобы мой шофер лично доставил вас до дома.
И подруги согласились.
– Хотя это самое «что-нибудь» мы отлично могли бы вспомнить и у себя дома, – заявила Леся.
– Что ты такое говоришь! Он совершенно прав, что не хочет нас отпускать! – сладко зевнув, произнесла Кира.
– Почему?
– Уже очень поздно. Менты уехали. И Слепокуров благополучно укатил, даже не пожелав узнать, как мы с тобой будем добираться отсюда в такую темень! Не такси же нам в самом деле вызывать! Вот скажи, сколько у тебя денег осталось? Десять рублей? То-то и оно. И у меня тридцатник с мелочью наберется.
Увы, да. Приходилось признать, что покладистость подруг была вызвана еще и печальным состоянием их финансов. У них банальным образом не было денег, чтобы вызвать такси. А просить немного наличности у Виктора Алексеевича или у его родни им показалось неприличным.
На ночь им выделили одну комнату на двоих. Это была премиленькая спаленка на втором этаже с окнами в сад и стенами, оклеенными обоями в горошек и с кантиком из сплетенных из незабудок букетиков. Для сна в спальне стояла одна узкая кровать с матрасом. И еще диванчик. Кинув жребий, подруги разделили спальные места. Детская кроватка досталась Кире. А неудобный топорщащийся подушками диванчик отошел в нераздельное пользование Леси.