Однако разговаривать с семьей Алены больше было не о чем. Отец и мать вряд ли смогли бы что-то добавить о жизни своей дочери. И, незаметно прихватив с собой несколько леденцов, они ушли.
На крыльце понуро сидели младшие братик и сестричка. Сунув им в руки по паре конфет, подруги ушли, сопровождаемые удивленно-благодарными взглядами детей.
— Какими жестокими бывают люди к самим себе, — посетовала Кира, когда они отошли шагов на двадцать от дома родителей Алены.
— И к своим близким.
— И ведь действуют, как сами уверены, из лучших побуждений! А что получается?
— Получается не очень хорошо, — согласилась с ней Леся. — Из лучших побуждений родители делают так, что их младшие дети ходят в лохмотьях и даже на праздники не видят сладкого, потому что это, видите ли, грех. А старшая удирает из дома, потому что родители собираются подложить ее под мерзкого старикашку. И при этом опять же уверены, что действуют исключительно во благо своей дочери.
— Кстати, интересно было бы взглянуть на него.
— На кого?
— На этого Апостола Иисуса. Так сказать, жениха Алены.
— А мне совсем не хочется, — фыркнула Кира. — Уверена, это хитрая корыстная сволочь, которая водит за нос простых людей. И, прикрываясь своим саном и верой, отнимает у них деньги, а у их детей — нормальное детство!
Подруги уже почти дошли до Кириной «десятки», на которой приехали в Никольское, как вдруг позади них послышались шаги и чей-то голос окликнул их. Оглянувшись, они увидели одну из сестер. Ту самую, которая так строго говорила про Алену.
— Подождите, — сказала она им. — Мне нужно с вами поговорить!
Выглядела девушка крайне взволнованной. И, видимо, бежала за подругами, потому что запыхалась и дышала с трудом.
— Я вас обманула! Я вовсе не думаю так плохо про Алену. И я видела ее всего неделю назад! — выпалила она, едва переведя дух.
— Да? И где? Она приезжала сюда к вам?
— Что вы! — воскликнула девушка. — Она бы побоялась. Нет, мы встретились с ней совершенно случайно.
Ира, так звали девушку, работает в Питере. Ничего особенного. Работа как работа. Она стоит за прилавком в книжном магазине. Религиозную агитацию не ведет, это не ее послушание. Но две трети заработанных денег отдает на нужды общины. Нельзя сказать, чтобы Иру подобное положение вещей устраивало и она не мечтала о другой жизни. Но Алениной отваги она не имеет. И уйти от родителей, сбросив ярмо, тоже не смеет.
— Вот и приходится отдавать в общину почти все деньги. А того, что остается, едва хватает на еду для младших, которые еще не работают.
— Ваш Апостол просто рабовладелец!
— Он наш руководитель. И деньги он, наверное, берет не себе.
В голосе Иры при этих словах прозвучало сомнение. Но она справилась с собой и продолжила:
— Считается, что деньги копятся на новый молельный дом. Старый уже не вмещает в себя всех верующих.
— Прекрасно, ряды наивных дураков успешно пополняются, но ты-то должна понимать, что этот Апостол просто грабит вас?
Ира отвела глаза.
— Я хотела не жаловаться, а рассказать вам про Алену.
— Да! — спохватились подруги. — Конечно. Рассказывай!
— Ну вот, я как раз шла с работы и вдруг прямо на улице увидела Алену.
Ира хотела окликнуть сестру. Но та так торопилась, что не услышала. Она переходила дорогу в недозволенном месте. И все внимание Алены было приковано к несущимся вдоль по дороге машинам.
— Наконец она перешла дорогу, и я увидела, как она подошла к высокому светловолосому мужчине. К своему любовнику.
— К любовнику? Почему к любовнику?
— Это было ясно.
— Ты не преувеличиваешь?
— Ничуть! Они целовались, как могут целоваться очень близкие люди. Ну, в любовном плане близкие, понимаете? В губы и очень долго.
Наивную и воспитанную в строгости Иру подобная картина шокировала. О том, что Алена овдовела, девушка не знала. В семье тема Алены была запретной. И говорить о блудной сестре и дочери никто не смел. Уйдя из дома, она умерла для семьи.
Тем не менее Ира знала, что Аленин муж — азербайджанец. А этот мужчина был блондином и русским. Поняв, что у ее сестры, помимо мужа-мусульманина, есть еще и любовник, Ира ужаснулась. И впервые подумала о том, что, пожалуй, отец и мать не так уж не правы, не допуская общения Алены с остальными своими детьми. От нее исходит зараза вольнодумства и греховности.
— Но все же она моя сестра. И я решила, что нужно поговорить с ней. Убедить в том, что она ведет неправедный образ жизни. Что так делать нельзя.
Ира подождала. Потом Алена получила от мужчины какой-то сверток. Они снова поцеловались. А затем он сел в свою машину и уехал. Алена осталась. Она осталась на проезжей части и подняла руку, чтобы поймать такси. И Ира поняла, что сестра сейчас укатит. Поток машин на дороге в эту минуту уменьшился. И Ира тоже перебежала через дорогу к Алене.
Та особой радости при виде младшенькой не проявила. О себе рассказывала неохотно. И про смерть мужа ни словом не обмолвилась. Даже когда Ира начала стыдить ее, замужнюю женщину, за шашни с другим мужчиной.
— Грех это, сестра, — втолковывала она Алене. — Не тому тебя наши родители учили.
— Мои родители?! — вспыхнула Алена. — Мои родители вели себя как последние эгоисты! И по отношению ко мне, и ко всем вам! Так что не учи меня жизни, соплячка! После того как родители пытались отдать меня этому старому козлу, нашему Апостолу, мне пришлось делать такое, по сравнению с чем измена… это просто смешно! И вообще, если бы ты знала, чем наш главарь промышляет, ты бы не так про грех заговорила!
После этого разгневанная Алена снова взмахнула рукой. И возле нее остановилась старая «Волга» с «шашечками». Уже садясь в такси, Алена повернулась к сестре и сказала:
— И если будешь рассказывать родителям о том, что видела меня, не забудь передать им: мне теперь все известно, что на самом деле случилось с Митенькой, как он и его брат разбогатели. И пусть подумают об этом и Апостолу передадут. А где меня найти, я им сообщу позже.
И это были последние слова, которые услышала Ира от своей сестры.
— А что за история с Митенькой? Кто он такой? — спросила Кира.
— Не знаю. Честное слово, не знаю, кого имела в виду сестра!
Но придя домой, Ира тем же вечером честно рассказала родителям, что сегодня случайно встретила Алену на улице. И передала им весь разговор. И с удивлением увидела, как те перепугались.
— Отец побагровел. А мать, наоборот, побледнела.
— И что? Ты не спросила у них, в чем дело?
— Нет. У нас так не принято.