— Мариша, это я! — раздался из-под обрыва сдавленный голос.
Еще не хватало! Голос знал Маришу по имени. И она спросила:
— Кто — я?
— Ирочка.
— Ирочка?! А что ты там делаешь, Ирочка?
— Ничего.
— А как ты там оказалась?
— Скатилась.
Мариша осторожно подползла к краю и заглянула вниз. Ничего сверхъестественного в этой ситуации не оказалось. Внизу метрах в трех была небольшая поросшая мелким кустарником и травкой полянка. И на ней сидела заплаканная Ирочка.
— Вытащи меня, — жалобно попросила она у Мариши. — Я тут боюсь!
И снова заплакала.
— Погоди! Я сейчас!
И Мариша кинулась за подмогой. Она уже поняла, что случилось. В темноте бедная Ирочка оступилась. И полетела вниз с обрыва. Хорошо еще, что внизу оказалась эта полянка. А то лететь бы ей до самой речки. На острые камни, которые речка в половодье притащила с собой с находящегося выше по течению карьера.
— Мариша! Мариша! Ты куда? Вернись!
Голос Ирочки зазвенел таким отчаянием, что Мариша сочла за лучшее вернуться.
— Никому не говори, что я тут! — сказала Ирочка.
— Как это?
— Так! Не говори!
— Почему?
— Так надо!
— Не мели ерунды! Мне одной не вытащить тебя!
— Я уже все продумала! Там подальше я видела корягу. Притащи ее сюда, спусти ко мне, и я поднимусь по ней.
— Дурацкая идея!
— Отличная!
— Как ты будешь по ней карабкаться?! Не говоря уж о том, что коряга тяжелая и грязная!
— Мариша! — снова заплакала Ирочка. — Я тебя очень прошу, сделай, как я тебе говорю! Поняла?
Что тут понимать?! Все было и так предельно ясно. Мариша даже плечами пожала, забыв, что в темноте Ирочка этого ее жеста все равно не увидит. А про себя Мариша подумала, что у Ирочки сейчас шок от пережитого ею стресса — попробуй-ка кубарем скатиться в темноте с обрыва. Теперь она, бедняжка, боялась остаться одна. Вдруг Мариша куда-нибудь пропадет, а про нее — Ирочку никто так и не узнает. И сгинет она одна-одинешенька в ста пятидесяти метрах от их гостиницы почти с сотней обитателей.
— Лучше с ней не спорить, — пробормотала Мариша себе под нос. — С людьми в состоянии шока вообще никогда нельзя спорить. Сделаю, как она просит. Чего ее лишний раз нервировать? Ей и так сегодня досталось.
Однако при виде коряги энтузиазм Мариши быстро пошел на убыль. Коряга была грязная. Не просто грязная, а очень грязная. И выглядела так, словно валялась тут годами, со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. Со следами погасшего костра, когда-то разведенного под ней отдыхающими, семейкой поганок, проросших сбоку, и колонией симпатичной голубой плесени, которая заняла все пространство внизу.
К тому же деревяшка оказалась жутко тяжелой. Мариша попыталась ее поднять, но быстро отказалась от этой идеи.
— Слушай! — вернулась она к обрыву. — Идея твоя просто дрянь! Я схожу за помощью. Не бойся! Я быстро! Туда и обратно!
— Не надо!
— Клянусь, как только я встречу первого попавшегося человека, все ему передам. А сама обратно к тебе. Бегом!
— Мариша, нет! Не делай этого!
Ирочка смотрела на Маришу так умоляюще, что сердце у той дрогнуло.
— Ладно, — проворчала она, проклиная в душе собственную мягкотелость. — Попытаюсь еще разок!
И Мариша снова вернулась к коряге, прикидывая, как лучше к ней подступиться. С тем, что ее парадно-выходной наряд будет испорчен землей, плесенью и прочей гадостью, Мариша уже смирилась. Плевать на новенькую белую юбку с замшевыми завязочками, которые позволяли лицезреть Маришину ногу почти до самого бедра. Плевать и на корсаж с такой же шнуровкой. В конце концов, есть надежда, что современные чистящие средства не подведут. И плесень с остатками поганок отстирается.
Теперь Маришу волновало другое. Как доволочь корягу до обрыва? То, что она достаточно велика и сучковата, чтобы по ней могла подняться Ирочка, Мариша уже поняла. Вопрос был лишь в том, как она доставит до места эту импровизированную лестницу.
— В конце концов, вовсе не обязательно мне ее нести, — пробормотала Мариша, вспоминая основные заповеди одинокой женщины.
Вот они.
Что невозможно перенести, то вполне даже запросто можно перетащить.
Что нельзя открыть руками (например, крышку с банки маринованных огурчиков), то вполне можно расковырять открывашкой.
Что тяжело приподнять просто так, то очень даже запросто можно поднять с помощью нехитрого приспособления вроде рычага.
И работа закипела! Для начала Мариша раздобыла прочную палку, с помощью которой расшевелила корягу. А вытолкав ту на ровную дорогу, почти без усилий потащила ее к обрыву.
— Па-аберегись!
Ирочка послушно вжалась в обрыв. И коряга, тяжело качнувшись, встала в нужное место и даже под нужным углом! Мариша прямо умилилась. Ай да коряга! Ай да молодец! И сама она не подкачала.
— Ну что? — наклонилась Мариша над обрывом. — Лестница подана! Ползешь?
— Мне нужно сказать тебе кое-что важное.
— Только не смей мне сейчас говорить, что ты не станешь подниматься по этой грязной штуке.
— Нет, нет! Дело совсем в другом.
— Поднимись и скажи!
— Я так и сделаю.
И Ирочка неожиданно ловко вскарабкалась по стволу. Старая коряга трещала под ее руками и ногами. Мариша каждую секунду боялась, что та просто сломается и Ирочка полетит вниз. На этот раз уже окончательно. Но все обошлось. Ирочка добралась по коряге до того места, где под обрывом в сточенном ветрами грунте начинали змеиться корни деревьев. И хватаясь за них, девушка ловко вскарабкалась наверх.
— Да ты просто акробат! — восхитилась Мариша.
— В школе ходила на гимнастику, — пропыхтела Ирочка, стараясь отдышаться.
Вскоре ей это удалось, и она добавила:
— Всегда думала, что бесполезней занятия, чем гимнастика, не придумаешь. А погляди-ка, все же пригодилось!
Босоножки Ирочки отправились туда же, куда и ее курточка. То есть вниз, в речку. Но Ирочка не выглядела расстроенной потерей вещей.
— Дело-то наживное, — махнула она рукой. — Да и стоили босоножки копейки. У знакомого армянина-сапожника купила.
— А казались фирменными!
— Я тоже так подумала, когда первый раз увидела их. Оказалось, самодел. У них там на дому целое производство открыто. Мама закройщица, папа мастер, сестра набойки стучит, другая ремешки плетет. Одним словом, работа кипит. И все такие рукастые, что обувь выходит — загляденье. Куда там Италии или даже Германии.