– Ай! – вскочила отличница.

Рядом с ней упал второй кирпич.

– Да вы что! – затанцевала на месте Каринка. Она задрала голову, но ни на козырьке, ни на крыше никого видно не было.

Взлетел в воздух и стремительно понесся вниз третий кирпич.

Сидорова отбежала в сторону и только сейчас заметила прячущегося на козырьке Стриженова.

– Ну все, – сжала она кулаки. – Ты не жилец!

– Как раз наоборот! – Жека свесился вниз, физиономия у него сияла от удовольствия. – Мы все жильцы. Знаете, сколько здесь кирпичей? Штук десять. На всех отличников хватит и еще останется…

– Как ты туда залез? – Сидорова старательно тянула шею, но разглядеть у нее все равно ничего не получалось.

– Иди к почтовым ящикам, там окно открыто.

Каринка забежала в подъезд, ловко вскарабкалась по жестяным ящикам для почты на подоконник и оттуда пробралась на козырек. Митрофанов повторять этот акробатический этюд не стал, он поднялся выше по лестнице, откуда тоже все было неплохо видно.

Черная крыша козырька была усыпана голубиным пометом. В одном месте грязь была прикрыта газетами. Около них лежала кучка кирпичей.

– Вот отсюда они за нами и наблюдали, – торжественно сообщил Жека. – Для этого не обязательно бегать. Сиди себе на крыше и поплевывай вниз. Поэтому-то Митрофаныч никого и не видел: ему со своего первого этажа козырек разглядеть нельзя. А они себе хорошее лежбище устроили! – Стриженов по-деловому прошелся по хрустящему толю, которым был устлан козырек. – Здесь можно и день просидеть, и два.

– Кого же они дожидались? – испуганно прошептала Карина. Она представила, как какой-нибудь из лежащих здесь кирпичей падает ей на голову, и Сидоровой стало не по себе.

– Да кого угодно! – с готовностью стал объяснять Стриженов. – Ты же в наш двор пришла? Вот и кто-нибудь другой сюда тоже мог прийти. Не попали бы по мне, вон, Митрофаныча прихлопнули бы.

– Здесь еще Пугачев живет, – напомнил Митрофанов.

– Ну вот! – Жека выглядел невероятно довольным. – И Пугачеву может достаться! Устроим здесь засаду, и к вечеру мы этих голубчиков возьмем тепленькими.

– Эй, народ, вы чего на крышу полезли? Жить расхотелось?

Внизу стоял хмурый Лавренко, видимо, сон с глобусом в обнимку не пошел ему на пользу.

– Давай сюда, – замахал руками Стриженов. – Мы тебе сейчас такое покажем…

– Я вам сам могу много что показать, – отозвался Макс. – Спускайтесь. У «бэшек» отличников всех потравили.

Каринка ахнула и опасно качнулась. Стриженов вовремя схватил ее за куртку и оттолкнул подальше от края. Сидорова оступилась на кирпичах и бухнулась на газету. Ноги ее не держали.

Глава 6 Преступник появляется и исчезает

Они мчались к школе вдвоем. Икающую от страха Сидорову увел к себе Митрофанов и пообещал успокоить. Для этого дела у него была целая миска салата «Оливье». Что может успокоить лучше еды, он не знал.

– Никуда они их, оказывается, не спрятали, – задыхаясь от бега, кричал Макс. – В школе они все были, в радиорубке сидели. А когда пришло время обеда, в столовую пошли. Там-то они и траванулись чем-то.

– А чего там такого могли давать? – поморщился Жека. Он не сомневался, что в столовой можно отравиться, готовили там отвратительно. Но чтобы из всех, кто ел, отравились только четверо – это было удивительно.

– А кто их знает! – Бегун из Лавренко был плохой, он уже еле плелся. – Суп да котлеты. Но плохо им всем стало одновременно. «Скорая» приехала, всех в больницу увезла. Милиционер приходил, в столовой проверка была. Вся школа на ушах, одни вы где-то шляетесь.

– У нас были свои дела, – многозначительно ответил Жека, вбегая в ворота школы.

Идет урок или уже закончился, понять было невозможно: все здание, от первого этажа до пятого, гудело, как потревоженный улей. У крыльца стояла милицейская машина. Двигатель у нее был выключен, но мигалка почему-то работала, бросая то тревожный красный свет, то ядовито-синий.

Ребята еще не успели переступить через порог, как наткнулись на завуча.

– Стриженов, Лавренко! – пригвоздил их к месту громовой голос. – Немедленно в класс!

– Пошли, чего покажу! – Макс и не думал идти в указанное место. Он пробежал мимо нужного им третьего этажа и побежал дальше.

Радиорубка на пятом этаже встретила их призывно распахнутой дверью. Мальчишки подошли ближе и, затаив дыхание, заглянули внутрь.

Узкое пространство рубки было похоже на место сражения. Все здесь было сдвинуто с места, стулья валялись на полу, четыре портфеля были раскинуты где попало, учебники из них вывалились. На подоконнике осталась распахнутая тетрадка с ручкой между листочками.

– Занимались они здесь, что ли? – Жека на цыпочках прошел внутрь рубки и огляделся. – А хорошее место. Я бы ни в жизнь не догадался, что они их здесь прячут.

– Вместе всех спрятали, вместе всех и ухайдакали, – мрачно пошутил Макс. – Глупо, сидели бы каждый у себя дома – их бы никто не достал.

– У нас один сидит, – хмыкнул Стриженов, намекая на Митьку. – Посмотрим, что из этого выйдет.

– А выйдет то, что мы пролетим с Болгарией, как фанера над Парижем. – Лавренко сегодня был настроен пессимистично.

Около микрофона, через который радист передавал информацию по общешкольной связи, стояла полупустая чашка чая. Стриженов понюхал ее, но ничего, кроме сахара и самого чая, не учуял.

– Вас тут только не хватало!

На пороге стоял мрачный радист. Выглядел он плохо: лицо сине-зеленого цвета, глаза красные.

– А ну идите отсюда! Мелюзга! – вяло махнул он рукой и тяжело опустился в свое кресло. – И зачем я только с вами связался, – горестно прошептал он. – Самому бы коньки не отбросить.

– Чего, так плохо? – Макс попытался спросить с сочувствием, но, привыкнув над всеми подтрунивать, не сумел – вышло у него довольно издевательски.

– Кыш! – метнул в их сторону тряпку радист, и друзья выскочили за дверь.

– Видел? – Жека показал головой в сторону радиорубки.

– Чего там видеть? – сунул руки в карманы Лавренко. – Он с нами по-любому разговаривать не стал бы.

Стриженов секунду постоял в задумчивости и вдруг шагнул к двери, откуда их только что выгнали.

– Слышь, – затараторил он, не давая радисту опомниться. – Пока здесь ребята сидели, к вам кто-нибудь заходил?

– Уйди, зараза, – вяло отмахнулся радист.

– Может, чай принесли или что-нибудь из столовой? – не сдавался Жека.

Из радиорубки долго раздавалось мучительное сопение, кряхтение и покашливание.