Яркая картинка мгновенно вспыхнула в мозгу и погасла, но я уже все вспомнила. И завизжала. Мне показалось, что сзади ко мне кто-то подкрадывается.
— Гурьева! — неслось из телефона сквозь умирающий сигнал разряженного аккумулятора, извещавшего, что аппарат вот-вот выключится. — В каком парке? В нашем? Где? Ты одна? Никуда не уходи!
Я открывала рот, чтобы сказать, чтобы предупредить: приходить ко мне не надо! Это все Катрин. Она опять что-то задумала. Украла меня из дома и принесла в парк не просто так. Но горло словно сдавило. Я не могла ни вдохнуть, ни сказать что-нибудь.
Трубка снова пискнула. Я отвела ее от уха, вгляделась в темный экран. Сколько времени? Чего так всполошился Пашка? Разве сегодня — уже не сегодня?
— Какой сегодня день?
— Ты где? — рявкнул Колосов, и сотовый замолчал.
Я сжала трубку в кулаке. Хрустнула, сдвигаясь, крышка. Аппаратик был сейчас похож на серенькую раздавленную птичку. Да я и сама была такой птичкой.
Попыталась встать. В бедре проснулась боль, как будто меня то ли ударили, то ли уронили боком на что-то жесткое.
Надо будет сказать Катрин, чтобы в следующий раз при транспортировке нежнее со мной обращалась. На упаковочной таре всегда ведь написано «не кантовать, хрупкий предмет». Для особо талантливых еще и рюмочка нарисована. Разбиться же могу!
На четвереньках я подобралась к березе. Держась за нее, встала на ноги. Холод провел новую инспекцию моего организма, нашел незащищенные места и накинулся на них с удвоенной силой. Я особенно и не скрывалась.
Лес смотрел на меня с любопытством. А я на него. По большому счету Катрин терять нечего. Когда тебя приглашают на последнюю прогулку к гильотине, выбора не остается, дорожка одна — только прямо. Поэтому церемониться со мной ей уже было не обязательно. Единственное что — не стоило убивать. Мой труп ее бы не спас. А вот укусить она меня вполне могла, подзаправиться перед дальней дорогой, лишние силы никогда не повредят. А еще можно было сделать иначе, по принципу — «или — или». Укусить меня и отправиться к Смотрителям с условием: если они прекращают на нее охоту, то она мне вводит спасительную сыворотку (вдруг такая имеется), если нет — то я превращаюсь в вампира, и Смотрители меня по-любому теряют. Интересно, из бывшего Смотрителя хороший вампир получается или так себе?
Меня затрясло, и, чтобы не упасть, я обнялась с березкой.
«Тише, тише», — зашептал в моем мозгу голос. Все могло быть и по-другому. Бежала Катрин от моего дома через парк в бор дремучий, и зачесалось у нее в носу. Чихнула она и не заметила, как уронила свою ношу. Или вот еще вариант. Бежала все та же Катрин от моего дома через парк в бор дремучий, и напали на нее враги. Стала она от них отбиваться, положила меня в сторонке, чтобы я не пострадала, да в пылу сражения и позабыла.
Второй вариант мне нравился больше, потому что там меня положили, а в первом бросили. Черт, как нога-то болит!
Я крепче прижалась к дереву. Оглянулась и неожиданно четко увидела окружающий меня парк. Слишком четко. В нормальной жизни я так никогда не вижу. Снова стало нечем дышать. Я застонала, понимая, что произошло самое страшное — я доигралась. И тысячу раз прав был Лео, когда говорил, что ни к чему хорошему наша с Максом любовь не приведет. Он вампир, и это уже навсегда.
«Дура», — услужливо подсказало мне сознание. Ну да, пришлось согласиться, дура и есть. На что я рассчитывала, жалея Катрин? Не просто так я вдруг стала четко и ясно видеть и ближайшую лещину, и посеревший снег, и провалившийся сугроб, и сухую былинку чертополоха, и березу, около которой стою. Слишком четко и ясно. Не так я все это видела в тот вечер, когда Макс объяснял мне, кто я такая, кто он такой.
На дорожке показался человек. Он медленно брел из глубины парка. Издалека в темноте он чем-то смахивал на лесничего. Невысокий, сутулый, в большой лохматой шапке, светлый тулуп ярким пятном выделялся на фоне деревьев. Борода. Ее вид заставил меня замереть и перестать бояться. Никогда я не встречала людей с такими бородами. Она была длинная, густая, всклокоченная, словно человек зол, и топорщившаяся борода передавала его настроение. Шел он медленно, ему как будто было тяжело переставлять ноги. Шел, к чему-то прислушиваясь. Когда старик поравнялся с моей березой, я заметила, что глаза его закрыты. Или так глубоко спрятаны под кустистыми бровями, что их не видно. Пахнуло кислятиной.
«Я сплю» — другого объяснения не находилось. Иначе откуда здесь взялся персонаж из народных сказок?
Старик прошел дальше. Было слышно, как шаркают его ботинки.
Шаг, второй, третий… Я затаила дыхание. Почему-то очень хотелось, чтобы старик меня не заметил. Моя мечта почти осуществилась. Но вот шарканье прервалось, старик начал поворачиваться.
— Здравствуй, девонька, — удивительно молодым голосом произнес он.
По ногам электрическим током пробежала боль — от холода их свело, и я рухнула на пригорок. Подняла голову. На дорожке никого не было, и я, вместо того чтобы бежать к выходу из парка, бросилась к деревьям. Завязла. Боль сковала ноги, и я снова упала. И сразу же окружающее потеряло четкость. Вокруг — темнота и тишина, деревья слились в одну сплошную стену.
Парк был пуст. Ни любителей ночных прогулок, ни собачников, ни влюбленных. Здесь ничего не говорило, не жило, не двигалось. Он был мертв, и все больше и больше сдавался под натиском заселившейся хозяйки Смерти. Надо выбираться отсюда как можно быстрее, пока и меня не засосало в это царство мертвых.
Время остановилось. Я пыталась идти, но деревья кружили вокруг, холод сковывал, хотелось спать. А еще хотелось почувствовать под руками шероховатую поверхность березы. Всем же известно — дуб и береза силу дают, осина забирает.
Я встала, пошла, споткнулась. Что-то качнулось на моей шее. В панике решила, что уже начинаю разваливаться. Нечто холодное скользнуло по ключице. Кровь? Пальцы свело холодом, но я почувствовала ускользающий металл. Крестик. От Макса. Позвать его? А если это ловушка? Нет, не буду его звать!
Действительность перестала крутиться, парк успокоился, я с облегчением вздохнула. Послышались далекие автомобильные сигналы, слабый ветер шуршал голыми ветками, вдалеке мелькнул свет и исчез — там проехали на велосипеде с фонариком. Береза стояла всего в двух шагах от меня, и я с облегчением добрела до нее. Водила ладонью по шершавому стволу, не чувствуя, что царапаю кожу. Ничего больше не чувствуя.
А потом мне показалось, что мир рушится. Он трясся и заваливался, распадался картинками. В последний момент появился Колосов и задал свой самый любимый вопрос:
— Гурьева, знаешь, кто ты?
Я не знала.
— Вставай! — возмущенно громыхнуло надо мной Пашкино видение.
Я хотела покачать головой, но это было больно сделать, поэтому только сильнее обняла колени. Я сидела около березы. Нападавшая под дерево листва не удержала на себе снег, и даже ухитрилась еще и подсохнуть, так что сидеть было почти тепло и мягко. А тут вдруг какие-то бесцеремонные привидения заставляют меня шевелиться. Кто их придумал? Конечно, я. Вот пускай и ведут себя прилично!