— А он чего?! — Второй обережник, не чинясь, разорвал блин на куски, макая их прямо в плошку с медом. Вот так всегда, самое интересное приходится на чужой караул! Посплетничать же удалось только поутру, когда Архайн отправился на беседу с главой добрельского храма, оставив обережь у ворот. Та ничуть не огорчилась и с пользой употребила свободное время на завтрак в храмовой трапезной.
— Стоит посреди комнаты, так согнувшись, будто вот-вот вывернет его. Поднял на меня глаза — я аж отшатнулся — и говорит… — Хруск отхлебнул самойлики, выдерживая драматическую паузу. — «Пошел вон».
— И все? — разочарованно протянул собеседник и, спохватившись, начал подбирать пальцем просыпавшиеся на кольчугу капли.
— А ты чего хотел? — Хруск, посмеиваясь, снова взялся за блин. — Чтоб я там Темного голышом застал?
— На кого ж он тогда так ругался, что с улицы слышно было?
— Может, плеть на ногу уронил, — с ухмылкой предположил старшой. Архайна ему было почти жаль. Как они вчера днем в Добрель приехали, так йер до ночи и не присел. Тут же местных храмовников припряг, чтобы те ему всех баб с дитями, той ночью рожденными, на площадь согнали, и самолично каждое проверил. Потом по пригороду колесил, покуда не стемнело. Ночью ему тоже что-то спать помешало, выскочил в храмовый сад и бродил там до праволуния. Траву зачем-то рвал, разбирал на волоконца. На собачью свадьбу минут пять глазел, потом пришиб бедную сучку плетью, остальные с визгом разбежались…
Девушка в длинном сером платье с белым накрахмаленным передником убрала со стола опустевшее блюдо и плошку, поставив взамен миску для бусин: платы за еду с гостей не требовали, но пожертвовать «на нужды храма» следовало обязательно.
Хруск одобрительно проводил ее взглядом. Ладная, крутобедрая. Из тех, что живут при храмах, смиренно именуя себя помощницами братьев. Не, помогать-то они помогают, только все больше по ночам. Иггр-то и сам мужик хоть куда, и от слуг своих воздержания не требует. Почетная работа, богоугодная, каждая уличная девка о ней мечтает. Своя комнатка, браслетик за усердие, еда, ирны, опять же, бесплатные. А синяк под глазом и мукой присыпать можно, не обеднеет квашня-то.
Обережники закончили с едой как раз вовремя: в трапезную заглянул Архайн. Осунувшийся, с беспорядочно рассыпанными по плечам волосами и застрявшим в них голубиным пером, но по-прежнему подтянутый и миролюбивый, как шершень.
— Запрягайте ящерков, — сухо велел он. — Едем в Иггросельц.
— А взывать господин йер не будет? — вытянувшись по струнке, почтительно осведомился Хруск.
Архайн, против обыкновения, скривил губы в усмешке, и обережник понял, что его переполняет не ночная ярость, а мрачное торжество.
— Нет. Сегодня нас поведет к Твари другой «брат».
* * *
— Хэй-най, так тебя можно поздравить?!
Но Брент куда больше нуждался в соболезнованиях.
— Привратница не способна пройти третью инициацию раньше года. — Жрец запустил пальцы в волосы, выдавая, как он встревожен и сбит с толку. — Это все равно что требовать от четырехдневного ребенка встать на ноги или заговорить.
— А ты не ошибся? — недоверчиво уточнил Джай. — Как ты об этом узнал?
Брент молча указал на горца.
— Во время Взывания. Но есть много внешних признаков, если внимательно присмотреться.
— Например?
— Птицы. Животные, насекомые. Растения, в первую очередь камалея и камалейник. Они сразу же замечают перемену.
— Ну первую инициацию сложно было проглядеть, — съязвил Джай.
— Гроза знаменует рождение девочки, а не ее становление как Привратницы. — За разговором Брент снова начал перебирать черные семена. Откуда он их достал, ЭрТар опять не уследил. Жрец просто сжал руку в кулак, а когда развернул ладонь, камалейки были уже там. — В прежние времена после такой бури народ высыпал на улицы, ликовал и праздновал. На площади выкатывали бочки с вином, двери и окна украшали гирляндами цветов…
— Угу, — угрюмо подтвердил обережник. — Видел я, как он ликовал… и обережь украшал — тухлыми яйцами и синяками!
ЭрТар, напротив, сорвал травинку и задумчиво повертел в пальцах, словно пытаясь найти отличие от обычной.
— «Родился под счастливым небом» — оттуда?
— Да. Поговорка пережила свой смысл. — Брент бережно уложил семя в ямку.
— Хэй, а почему мы ищем именно ребенка? — осенило горца. — Ведь Привратница покровительствует всем тварям, верно? Что, если на этот раз она выбрала для своего воплощения какую-нибудь мышку, э?! У них же это быстро, через месяц еще и сама размножится…
— И почему ты действительно не сдох?!
ЭрТар не обиделся. В горах ценили поступки, а не слова.
— Или вообще муху? — невозмутимо продолжил он.
— Инициации, начиная с третьей, основаны на человеческом разуме, — неприязненно, просто чтобы покончить с дурацким предположением горца, объяснил Брент. — Ни мышь, ни муха не поймут, что от них требуется.
— Так это какое-то испытание?
— Скорее, обучение боем. Проверка на умение делать правильный выбор.
— А если она ее не пройдет?
— Значит, это не Привратница.
Видя, что жрец готовится взывать, горец на минутку замолчал — за что Брент, к своему ужасу, почувствовал к нему горячую благодарность. Вот уж правду говорят: если кажется, что хуже не бывает, купи козла! С некоторых пор жреца не покидало ощущение, словно он приобрел целое стадо. И избавиться от него не удастся даже за доплату. В такой обстановке не то что взывать — думать о Привратнице стыдно!
Но ее происходящее как будто забавляло — росток исправно вытянулся в сторону ЭрТара.
— Хм. Направление опять немного изменилось. Они продолжают двигаться, — теперь уже с уверенностью заключил Брент.
— И с какой скоростью? — Джай понимал, что на этот вопрос жрец ему не ответит, но уж больно хотелось позлорадствовать. — Уж не гонимся ли мы на своих двоих за двуколками?!
— Мчащаяся по дороге колесница привлечет уйму ненужного внимания, ее где-нибудь да остановят для проверки. К тому же отсюда и до границы сплошные леса, по ним не разгонишься. Нет, они идут пешком, как и мы, постоянно петляя, чтобы запутать йеров.
— И не только их! — Обережник откровенно нарывался на ссору, с которой начинается либо драка, либо серьезный разговор, но Бренту не хотелось ни того ни другого. Жрец отряхнул ладони, перебросил через локоть скатанное трубкой покрывало и встал.
— Не засиживайтесь в лесу до ночи, — посоветовал он. — Приграничье уже дает о себе знать.
— А ты куда?
Брент посмотрел на Джая, как на идиота:
— Куда и раньше.
— А мы?!
По лицу жреца скользнула тень от качнувшейся ветки, скрыв исказившее его на миг выражение. Да что же это за наказание такое: никому ничего не обещать — и все равно чувствовать себя предателем?!