Взять ту же Серебрякову: только ленивый не очернил Лилиану. Пресса в подробностях расписывает ее порочную жизнь и несносный характер, а на поверку актриса оказалась обычной женщиной, которой абсолютно не подходит ярлык «сука», навешенный на нее журналистами.
Благодаря бесцеремонному приходу Луизки сон улетучился. Таращась в потолок, Катка с грустью констатировала, что с завтрашнего дня у нее начнется другая жизнь. Она непременно должна выяснить – почему, а главное, кто отправил на тот свет Танюшу Карпову? Первый шаг сделан: находясь при Лилиане, Копейкина сможет ближе познакомиться с людьми, среди которых долго вращалась ее, уже покойная, подруга.
В шесть утра Катка была на ногах. Соорудив бутербродик, она с наслаждением потягивала чай с мятой, когда в кухню зашел хмурый Пашка.
– Доброе утро, – буркнул мужчина.
– Привет, кофе будешь?
– Плесни.
– Как спалось на новом месте?
– Не спрашивай, ночью глаз не сомкнул.
– Что так?
– А по-твоему, на полу выспаться можно? В конце концов, я не йог, мы больше привыкли на мягком посапывать.
– С какой стати ты спал на полу, у вас же замечательная кровать.
– Правильно, она была замечательной, пока в три часа не притопала Луизка.
– К вам?
– Естественно.
– Зачем?
– Все эта старая коммунистка… опять выкрикивала во сне лозунги, плюс ко всему запустила в Луизу подушкой, а та не нашла ничего лучшего, как прийти к нам. Они с Риткой расположились на кровати, а папа, естественно, на полу. Ой… елки-палки, все кости болят. – Павел отхлебнул кофе.
Минут через пять к ним присоединилась Ангелина Дормидонтовна.
– Доброе утро, Каточка… и вам, Павел Николаевич, неплохого дня.
– Мне пора на работу, – Щавелев прошел мимо тещи, отвесив ей поклон.
– Ну что за клоун, – пробурчала старуха, – паясничает постоянно, житья нам с ним нет. У всех мужья как мужья, а этот… за какие такие грехи моей дочуре подобный экземпляр достался?
– Ангелина Дормидонтовна, зря вы придираетесь, Павел – хороший человек, вам надо постараться найти с ним общий язык.
– Да уж, хороший… а как его найдешь, язык-то этот, если зятек при каждой возможности старается меня поддеть? Месяц назад иду спокойненько из магазина, никого не трогаю, настроение замечательное, даже ругаться не хочется. Вижу, Пашка вываливается из подъезда. Я его интеллигентно спрашиваю: «Скажите, Павел Николаевич, мой сериал еще не начался»? А он в ответ: «Уже полчаса как идет, идите скорее, сегодня последняя серия, они там все умерли». Катка, ты не представляешь, как я бежала по лестнице, лошадь с ипподрома по сравнению со мной – дряхлая, полупарализованная черепаха! На третьем этаже Анну Ефимовну с ног сбила, царствие ей небесное, бабулька умерла неделю назад от инфаркта. Прибегла, значит, домой, метнулась к телевизору – а сериал и не думал начинаться! Обманул, негодяй!
Меньше всего Катке хотелось выслушивать «истории» Ангелины. Допив чай, она засобиралась на съемки.
– Каточка, подожди, у меня к тебе просьба, – залебезила любительница сериалов, – ты же увидишь Лилианочку Серебрякову?
– Да.
– Катуш, возьми мою фотографию, пусть она ее подпишет. И скажи: я с детства ее обожаю. С десяти лет бегала на ее фильмы…
– Ангелина Дормидонтовна, когда вам было десять лет, Серебрякова еще не родилась.
– Да? – старуха подняла брови. – Значит, это была не она, но фотку все равно возьми.
Сунув снимок в сумку, Ката выбежала за порог.
На съемочной площадке, несмотря на ранний час, вовсю кипела работа.
«Интересно, они вообще домой по вечерам уезжают?»
Катарина пошла в сторону гримерок.
– Эй, Катерина… постой!
«Ну сколько раз повторять: меня зовут Катарина».
Ручкину было глубоко наплевать на имя Копейкиной, сегодня режиссер, как обычно, находился на взводе. То и дело протирая платком вспотевшее лицо, он подлетел к Катке.
– Приехала, молодец. Ценю пунктуальных людей, только тебя снимать больше не будем.
– Почему?
– Изменился сценарий, теперь в нем нет места служанке, мать их так и растак, сколько времени потратили, и все впустую!
– Что же мне делать?
Константин Вольдемарович глубоко затянулся вонючей сигаретой.
– Можешь ехать домой.
– Но ведь…
Режиссер уже на всех парах бежал к Марине, на ходу осыпая женщину ругательствами за то, что ему не принесли какой-то жгут.
– Ну вот, госпожа Копейкина, ваша актерская карьера закончилась, не успев начаться, – пробормотала Катка, направляясь в гримерку Лилианы.
У самой двери она услышала за спиной голоса двух вчерашних девиц. Черноволосая ехидно шипела:
– Смотри, смотри, опять к Серебряковой идет, я же говорила, это ее знакомая. Ее и в сериал взяли по блату!
– Ты права, без блата такую снимать нельзя, ни рожи, ни кожи.
– А руки, ты видела ее руки?
– Как грабли!
– Согласна.
Катарина застыла на месте.
«Это у меня ни рожи, ни кожи? Это у меня руки как грабли? Ах вы, маленькие актрисульки, да если вы хотите знать…» Мысли заглушило противное хихиканье блондинки. Девица, толкая в бок подругу, кивала в сторону.
– Гляди, а вон и наш мальчик чапает, раз-два, раз-два!
Ката повернула голову: мальчиком оказался мужчина лет тридцати. Высокий светловолосый атлет выглядел очень сексуально в обтягивающих светло-синих джинсах и белой футболке.
– Что-то он как-то сегодня странно шагает, – продолжала смеяться блондинка.
– Наверное, слишком устал, – заржала брюнетка.
Копейкина пожала плечами и постучала.
– Кого, черт возьми, принесло?
– Лилиана Всеволодовна, это Катарина, вы вчера…
– Заходи.
Лилиана сидела в кресле перед зеркалом, Идея Карповна колдовала над лицом актрисы.
– Доброе утро.
Старушка кивнула.
– Ничего доброго в нем не вижу, – прошипела Серебрякова.
– Представляете, Ручкин сказал – я больше не нужна.
– Подумаешь, большая новость, ты все равно не актриса. Вот у меня действительно проблемы, из-за смерти Карповой я лишилась такого текста! Опять будут менять сценарий…
– А как теперь сложится судьба Тани… я имею в виду ее героиню?
– Как обычно – положат в кому, потом отправят к праотцам, а через месяц о ней забудут. Ну почему она вздумала умереть сейчас? У нас с ней были такие потрясные сцены!