– Но есть же профессия. Согласитесь, человеку с дипломом в кармане намного легче найти высокооплачиваемую работу, чем тому, кто располагает лишь аттестатом о полном среднем?
Сделав вид, что не услышала слов Бородиной, Катка продолжила:
– Взять, к примеру, хозяйку вашего салона Веру Горбачеву. Даже если муж, не дай бог, конечно, даст от ворот поворот, женщина не умрет с голоду, так как на прибыль сможет безбедно существовать до глубокой старости.
Элина поморщилась.
– Вы знакомы с Веркой?
– Шапошно.
– Нет у нее мужа.
– Как? А я слышала, что именно с его подачи Горбачева открыла салон.
Бородина нервно хохотнула.
– У вас неверная информация. Во-первых, салон красоты открыла не она, он существовал еще до ее появления в столице, а во-вторых, Вера вдова.
– Я не знала.
Глаза Элины заблестели.
– Ясное дело, откуда вам знать такие подробности. А вот мне известно про нашу, как вы выразились, хозяйку намного больше. Как-никак с детства с Верой дружбу вожу.
– Да ну?
– Лучшими подругами были, в школе до одиннадцатого класса за одной партой просидели. Неразлейвода – это про нас.
– А почему вы говорите о дружбе с Горбачевой в прошедшем времени?
– Потому что теперь Вера птица высокого полета, а я обычная маникюрша. Она сильно изменилась после брака с Горбачевым. Прежняя улыбчивая Веруня Панишева умерла в момент появления в паспорте второй печати.
– Второй?
– До Дениса Горбачева у Верки был супруг Пашка.
– Он тоже умер?
– Ни в коем случае. Он, как, впрочем, и я, стал ей абсолютно неинтересен. Подействовал закон внезапно свалившегося богатства. Когда у тебя в шкафу, кроме моли и стареньких кофтенок, нет ни черта, в холодильнике мышь повесилась, а в кошельке одна мелочь, ты по-настоящему умеешь ценить дружбу с такими же бедолагами. Но стоит почувствовать вкус больших денег, как старые друзья в мгновение ока превращаются в якорь, мешающий двигаться дальше. К новой жизни, к новым высотам, где не знают, что такое нищета, суп из куриных крылышек и заношенные туфли из кожзаменителя.
Элина погрустнела. А Катка, решив, что настал самый подходящий момент, не замедлила подлить масла в огонь.
– Вы преувеличиваете. Человек не способен забыть друзей только потому, что стал финансово независимым. Элина... простите, конечно, но, может, вы завидуете Горбачевой, оттого и возводите на бывшую подругу напраслину?
Девушка вспыхнула.
– Я завидую? Я возвожу напраслину? Да побойтесь бога, уж кто-кто, а Элина Бородина не знает, как выглядит зависть. Да и чему завидовать, Веркиному перевоплощению из девочки-хохотушки в жесткую гранд-даму? Ну вы и сказанули.
– Наверняка вас сильно задевает ее теперешнее положение.
Элина оторвала взгляд от ноготков Копейкиной.
– К вашему сведению, если бы не злой рок и обстоятельства, то салоном красоты, в котором мы с вами имеем честь сейчас находиться, владела бы я.
– О!.. Элина, вас заносит.
– Ничего подобного. Хотите выслушать историю становления Веры Панишевой?
Ката равнодушно скривилась.
– Не уверена, но... а с другой стороны, время есть. Пожалуй, да... рассказывайте.
Бородина зловеще ухмыльнулась и начала повествование.
* * *
Семьи Панишевых и Бородиных проживали в Чеховском районе в двухэтажном кирпичном доме на шестнадцать семей. Домик не ахти какой – два подъезда, деревянные ступеньки. Во дворе напротив подъездов располагались ветхие сараюшки жильцов, в которых последние держали живность.
Не в пример Бородиным, у Панишевых, помимо двух десятков несушек, свиньи Фроськи и кроликов, имелось две коровы. По меркам тех мест семья Веры считалась обеспеченной.
Квартиры подружек находились на одном этаже, и вечерами девчонки частенько собирались у Панишевых, слушая бесконечные истории престарелой Вериной бабки.
После окончания школы Элина пошла по стопам матери – девушка устроилась на почту. А вот Веруня, которой к тому моменту осточертело жить «не по-людски», изъявила желание податься в Москву.
– Уеду, уеду в столицу, и поминайте как звали, – твердила она Элине, закуривая.
У подруг имелось свое тайное местечко за сараями, где они время от времени могли спрятаться от глаз окружающих и спокойно закурить по сигаретке.
В сотый раз услышав угрозу Панишевой, Элина засмеялась.
– Чего ржешь?
– Ты с девятого класса в Москову собираешься, но дальше пустых слов дело не заходит.
– Замолчи! Ты прекрасно знаешь, отец сильно болел, я не могла уехать и бросить его на попечение матери. Она и без того с утра до ночи пашет как проклятая.
– Вер, прости.
Но Панишева уже завелась.
– Как отца похоронили, бабка на тот свет подалась, мать в депресняк впала. О каком отъезде могла идти речь?
– Да не злись ты, я пошутила.
– Шути-шути, мне твои сарказмы до одного места. Посмотрим на тебя, когда увидишь, в какой шикарной тачке я приеду в этот забытый богом уголок годика через два.
– Ага, в тачке. На какие шиши машинку покупать собралась?
– Дура ты! У меня ж внешность.
Элина бросила на землю бычок.
– И чего?
– Ничего. Столичные мужики знаешь как на юных красоток клюют, о-го-го!
– Можно подумать, в Москве своих красоток нет.
– Есть-то они есть, только ихние совсем не такие. Они там все избалованные, с гонором, а...
– Ой, держите меня, я сейчас упаду. Верка, тебе самой не смешно? Да у тебя гонора, как у десятка отпетых стерв. Тебя ни один мужик дольше месяца не выдержит.
– А актерское мастерство?
– Чего?
– Заладила, как испорченная пластинка. Голова мне на что? Я тебе не какая-нибудь Маня с фермы, поэтому имею представление, как с мужиками себя вести. И не забывай, в Москве у меня тетка родная живет, значит, крыша над головой и сытный ужин обеспечены.
– А как мужиков состоятельных искать станешь? Не на пане...
– Еще слово, и ты покойница.
Элина замолчала. Через пару недель Веруня заявилась на почту к подруге, держа в руках большую спортивную сумку.
– Прощаться я зашла, Элинчик, время мое пришло – еду навстречу счастью.
Бородина всплакнула.
– Вер, может, передумаешь? Останься, а? У нас на почте местечко вакантное есть. Хочешь, я поговорю с матерью...