– А-а-ай!
– Замолчи!
– Что это было?
– Сумка из рук выпала.
– Прости, Каточка, нервы на пределе.
Ката промолчала. Теперь и по ее спине побежали мурашки. Копейкиной показалось, что от дивана в сторону кухни метнулось что-то темное. Бред! Не может быть! Банальные страхи.
«Над Машкой смеюсь, а сама чуть не онемела».
– Катка, ты как хочешь, а я возвращаюсь к себе.
– Подожди, осталось еще одно дельце. Покажи мне фотографию младшего сына Виолетты Сигизмундовны.
– Рамки на комоде.
Спустившись вниз, Ката достала карманный фонарик.
– Вон Денис с Веруней.
– А побольше снимка нет?
– Есть, но он в кабинете Виолетты.
– Пошли туда.
– Ката!
– Ладно, трусиха, оставайся здесь, сама справлюсь.
– Ну уж нет, стоять в темноте я не собираюсь.
В кабинете Горбачевой Мария быстро подошла к массивному столу Виолетты Сигизмундовны, схватила рамку и, сунув ее Катке, затарахтела:
– Смотри на фотку и уходим, у меня все поджилки трясутся.
– Фотографию надо отнести в гостиную и поставить среди остальных рамок.
– Делай что хочешь, только быстро.
Когда наконец приключения в темном особняке завершились, Машка возвела руки к потолку:
– Благодарю тебя, Боже, я уж думала, мы до самого утра тут бродить будем.
Копейкина растянулась на Машкиной кровати.
– Утром нас поджидает новое мероприятие. Кстати, я тебе говорила, что остаюсь у тебя с ночевкой?
– Нет, – буркнула Гурова. – Что еще за мероприятие?
– Слушай внимательно...
* * *
Настя открыла глаза, потянулась и, сбросив с себя одеяло, села на кровати. Удивленно взглянув на настенные часы, Горбачева нахмурила лоб. Десять утра. Невероятно, как ей удалось проспать почти двенадцать часов кряду? Обычно Анастасия просыпалась в пять, спускалась вниз, выпивала стаканчик холодного сока, съедала пару вафель или печенья и снова отбывала в царство фантазий. Но сегодня сон оказался как никогда крепок.
Сунув ноги в тапки, Горбачева похолодела. Минуты две она пребывала в состоянии крайнего ужаса, после чего, пулей вылетев из комнаты, толкнула дверь соседней спальни.
– Верка! Верка, тварь, вставай немедленно!
Взяв со стола стакан с водой, она вылила его содержимое на лицо спящей Веруни.
Женщина вскрикнула.
– А? Чего? Настька... ты че, больная?!
– Поднимайся!
– Выйди вон, спать хочу.
– Шутить вздумала? – Анастасия больно саданула Веру по плечу.
– Озверела?
– Я от тебя мокрого места не оставлю, уродина деревенская. Приколистка долбаная! Думаешь, это смешно? Смешно, я тебя спрашиваю?
Вера испугалась.
– Насть, ты с кровати случайно не падала?
– Зачем подбросила мне машину?
– Я?
– Ты!
– Машину? Куда подбросила?
Настя стянула Верку на пол.
– Не надо, мне больно.
– О стенку размажу, на куски порву.
Вера вцепилась в кудри Анастасии.
– Еще кто кого размажет, идиотка. Чокнутая шизофреничка.
– А-а-а...
– Не нравится? То-то. Посмей меня хоть пальцем тронуть, всю жизнь на лекарствах просидишь.
– Ты первая начала.
– Начала что?
Настя метала молнии.
– В моей спальне на полу... там машинка... игрушечная, а рядом...
Не дослушав, Вера выбежала. Когда она увидела покоящийся на ковре автомобиль, из ее горла вырвался слабый стон.
Возле черного авто стояла кукла Барби... с окровавленными руками, а в двадцати сантиметрах от нее лицом вниз лежал Кен.
Верочка перевела взгляд на Настю.
– Настенка, это что такое?
– Я тебя хочу спросить!
– Я здесь ни при чем.
– Ложь!
– Нет, нет, нет! Господи, не верю глазам. Ведь кто-то в точности воссоздал картину...
– Ни слова больше.
– Настя, верь мне. Верь мне, солнышко, я не причастна.
– Тогда кто?
– Не знаю, может, Машка?
– Гурова? Ничего глупее не слышала.
В гостиной, прижимая к уху сотовый, Мария шептала:
– Кат, они проснулись. Сейчас в спальне Насти ругаются.
– Твой выход, не подведи.
Гурова сунула телефон в карман в тот момент, когда Настя и Вера спускались вниз.
– Настя, Вера, – запричитала Машка, – хорошо, что вы встали. Я должна рассказать об увиденном ночью. Я видела, видела его... он шел по дорожке, а потом...
– Кто шел?
– В особняке были посторонние?
– Да, вернее, нет... не посторонние. Это был Илья Алексеевич, ваш муж, Настя.
– Что?
– Я услышала лязг калитки и выглянула в окно. Светила луна, поэтому мне удалось хорошо разглядеть его лицо. Это точно был Илья Алексеевич.
– Настюха, она бредит. Подумай хорошенько, откуда Машка знает Илюху? Когда он умер, она у нас не работала.
– Ошибаетесь, я видела Илью каждый раз, когда вытирала пыль с комода и рамок.
– В свете луны невозможно разглядеть черты лица.
– Но я разглядела.
– Это безумие. Почему ты не позвонила в милицию? И куда тот тип направлялся?
– Хотела вызвать, а он резко развернулся и вышел за территорию.
Настя опустилась на диван.
– Вер, ты понимаешь, о чем она говорит?
– Настька, мне ясно одно: в особняке кто-то хозяйничал. И судя по машинке, этот кто-то вполне мог быть...
– Сдурела? Вдумайся в свои слова.
– А машинка?
Раздался звонок.
Мария подбежала к двери, щелкнула замком и, стараясь не расхохотаться, посторонилась.
– Кто вы? – спросила она у незваной гостьи, переминавшейся на пороге.
Над своим образом Катка поработала основательно. Старые джинсы, измазанные мазутом, рваная куртенка, грязная кепка и видавшие виды кроссовки превратили Копейкину в настоящую бомжиху. Да и лицо, перепачканное сажей, наводило на определенные мысли. Держа в руке блок сигарет, перевязанный красной лентой, Катарина прогудела: