Копейкина протянула Дену коробочку.
– Узнаешь?
– Это… кольцо. Я подарил его Вальке за три дня до аварии.
– Теперь она его тебе возвращает.
Ден отшвырнул костыль.
– Ненавижу! Выходит, она разыгрывала передо мной спектакль, старалась казаться милой, доброй пай-девочкой, а на поверку оказалась обыкновенной… – глаза Осокина увлажнились. – Но зачем, Катка, зачем она со мной встречалась, дала надежду и в самый неожиданный момент воткнула нож в спину?
– Не терзайся, постарайся как можно скорее забыть Валентину, отвлекись, займись чем-нибудь.
– Интересно, чем?
– Ну не знаю, читай книги.
– Соображаешь, что говоришь? Я вне себя от гнева, а ты предлагаешь почитать книгу.
– У тебя нет выбора: или ты мечешься по дому, постепенно впадая в затяжную депрессию, или переключаешь внимание на более приятные вещи.
– Ты сама не веришь в то, что говоришь. Как можно забыть человека, которого полюбил? Ведь я действительно люблю Вальку, по-настоящему, искренне. Невозможно вот так взять и выбросить к чертям сильное чувство. Рубец на сердце будет долго кровоточить.
Копейкина подняла костыль Осокина и предложила, как ей казалось, самый удачный выход из создавшейся ситуации:
– Клин клином вышибают. Когда тебе снимут гипс?
– Через неделю.
– Представь, что через семь дней у тебя начнется новая жизнь, в которой не было ни Валентины, ни аварии, ни нашего неприятного разговора. Развлекайся, заводи новых знакомых, только, ради бога, не замыкайся в себе. Спрятавшись в раковине, подобно улитке, ты рискуешь обрести комплекс неполноценности.
– Ой, только не влезай в психологию. У меня достаточно комплексов, одним больше, одним меньше, уже неважно.
Денис сжал кулаки.
– Ненавижу! Как я ее ненавижу!
– А только что твердил о большой и светлой любви.
Осокин оскалился.
– От любви до ненависти один шаг, Катка.
– Мне не нравится твой настрой.
– Мне тоже, – парень сверлил взглядом кольцо с изумрудом.
Катарина подошла к двери.
– Ден, послушай мой совет: не раскисай. Тебе двадцать лет, вся жизнь впереди. Знаешь, сколько Валентин ты повстречаешь на своем пути? О-о!.. Десятки. А неудачи на личном фронте бывают у всех. На ошибках учатся.
– На собственных ошибках учатся дураки, умные учатся на чужих.
– В любом случае держи нос по ветру, а хвост пистолетом.
– Ты уходишь?
– Да.
– Постой, – Осокин проковылял к окну. – Прежде чем уйти, оставь мне адрес Вальки.
– Зачем?
– Извини, но это уже не твое дело.
– Ах, вот значит как, вчера просил о помощи, а сегодня уже не мое дело.
– Сегодня ситуация резко изменилась. Мне кровь из носу нужно посмотреть в глаза Сабуровой. Я собственными ушами должен услышать ее оправдания.
– Ден, оправданий не будет, Валентина тебя не пустит в дом.
– Увидим. Давай адрес.
Катарина колебалась.
– Э… у меня его нет.
– Не ври.
– Правда. Мы разговаривали с ней в институте, и я…
– Катка, ты и ложь – вещи несовместимые. Валентина отдала тебе кольцо, из этого следует, что вы трепались у нее дома.
Копейкина сникла. Пришлось продиктовать Осокину координаты Сабуровой.
К себе Катарина вернулась не в лучшем расположении духа. От разговора с Валей и последующего спора с Деном на душе остался неприятный осадок.
Поднявшись в спальню, она машинально засунула руку в карман Валиной джинсовки. Там покоился маленький клочок бумажки, на котором корявым почерком был выведен номер телефона и запись: «Лариса Прерина»…
Несмотря на протесты Сабуровой, Катка в ближайшие дни решила вернуть девушке одежонку. Рыночная не рыночная, а денег стоит.
Приняв душ, Катарина устроилась на кровати в компании перса Парамаунта и детективного романа Агаты Кристи.
Видя, что хозяйка поглощена чтением и совершенно не обращает на него внимания, Парамаунт начал призывно мяукать. Катка не реагировала. В настоящий момент она полностью погрузилась в расследование убийства мистера Роджерса.
Не собираясь мириться со столь вопиющей несправедливостью, перс спрыгнул с кровати, косолапой походкой дотопал до двери и, бросив обиженный взгляд на Катку, выскочил в коридор.
Минуту спустя в спальню царственно прошествовала киса Лизавета. Парамаунт семенил сзади.
Скумекав, что в ближайшие часы он не получит свою порцию ласки, Парамаунт решил прибегнуть к помощи тяжелой артиллерии. Именно для этой цели из гостиной в экстренном порядке была вызвана четвероногая подруга.
Лизавета как никто была способна на различного рода пакости. В этом она очень походила на свою хозяйку Розалию.
Усевшись возле журнального столика, Лизка хитро покосилась на Кату. Парамаунт с нескрываемым интересом ждал великой подлости от пушистой соратницы. Но, к его горькому разочарованию, персиянка медлила с действиями. Кот занервничал.
В этот момент в спальню влетел возбужденный Арчибальд.
– Стерва! Заткнись! – проорал попугай.
Катка на секунду оторвала взгляд от чтива. В любое другое время она, не задумываясь, выставила бы крылатого матерщинника вон, но сейчас… в романе близилась развязка, посему на скандальные вопли любимчика свекрови Катка попросту забила.
– Подлец! – не унимался «ара».
Парамаунт попытался схватить попугая за хвост. Не тут-то было. Клюнув перса в бок, Арчибальд перелетел на шкаф.
– Гад! Гад! Гад!
Парамаунт подбежал к Лизавете. Секунд тридцать усатые обменивались понятными лишь им двоим взглядами, а затем Лизка запрыгнула на столик.
Ваза, подаренная супругам Копейкиным матерью Катарины, в мгновенье ока оказалась на полу.
Катка вздрогнула. Уставившись на осколки, она заголосила:
– Розалия Станиславовна!
Кошки рванули в коридор. Их маленькая месть осуществилась. Арчибальд с криком «Суки!» вылетел из спальни.
Свекровь с ядовито-красным лицом нарисовалась в дверях.
– Что случилось, ты увидела привидение?
– Лизавета, паршивка, разбила вазу.
Розалия возвела руки к потолку.
– И из-за этого нужно было отрывать меня от важных дел?
– Это подарок мамы.
– «Подарок мамы», – передразнила свекровь, – кусок стекла, который давно было пора выбросить на помойку.