Я хотел отказаться, но вдруг подумал, что в свете моей беременности такое щедрое вознаграждение лишним не будет, и сунул деньги в карман.
– Хотите, я поговорю с Прохором? – сделал я попытку реабилитировать свои педагогические способности.
– Не-ет! – заорала Ирма и опять положила полотенце на голову. – Я думаю, ваших занятий уже достаточно. Осенью пойдём в школу, запишемся в драмкружок… Скажите, Прохора возьмут в драмкружок?!
– Обязательно. Я с ним занимался сценречью.
– Тогда не возьмут. Прощайте. Спасибо вам. Буду вспоминать вас добрым словом, Глеб Сергеевич.
Я так и не понял, шутит она, или говорит всерьёз.
Я уже выходил, когда она вдруг спросила:
– Знаете новость?!
– Нет.
– В новостях передали, что вертолёт «Робинсон» подстрелен над турецкой границей. Лётчик жив, но находится в больнице в шоковом состоянии.
– Этого следовало ожидать, – вежливо кивнул я. Если честно, мне было глубоко плевать и на «Робинсон» и на лётчика. Кажется, меня уже начало подташнивать на фоне Элкиной беременности.
– Нет, вы не понимаете! – подскочила Ирма. – Я простила его! Я простила Никаса! Совсем! Я даже найму ему адвоката, если потребуется! Я куплю ему бизнес, квартиру, машину и всё, что он пожелает, ведь он не виноват, что десять лет служил мне красивой, надоевшей игрушкой! Не виноват!
Теперь меня точно тошнило…
– Я пойду? – спросил я.
– Я правильно поступила, что простила его?
– Только памятник не вздумайте ему поставить на центральной площади, – буркнул я и ушёл.
На лестнице меня догнал Прохор.
На голове у него торчал ирокез, а лицо было размалёвано разноцветными красками.
– Я Чингачук, – объяснил Прохор и прыгнул мне сзади на шею. – А ты мой боевой конь!!
Я снял его с загривка, поставил на пол и одёрнул на нём джинсовую куртку.
– Не Чингачук, а Чингачгук. Не хочешь стать хорошим мальчиком?
– Нет. Хорошим не выживешь.
Была в этих словах такая жизненная правда, что я не стал его переубеждать. Ведь деньги за его воспитание я уже получил.
Мы взялись за руки и пошли вниз.
– Глеб, а правда, Настьку зарезали?
– Кто сказал?
– Тётя Маша. Ты мне правду скажи, я же взрослый.
Я пожал плечами и промычал что-то невразумительное.
– Ты не хочешь со мной говорить об этом? – спросил Прохор.
– Нет.
– Ну и ладно. Я буду часто вспоминать её и любить, ведь даже непутёвые сёстры заслуживают любви. Скажи, у тебя есть непутёвая мёртвая сёстра?
– Нет!
– Жаль. Если бы была, ты бы меня понял. Слушай, Глеб, а помнишь, ты как-то обещал мне сходить на чердак, чтобы проверить, кусаются ли летучие мыши?
Я был так рад уходу от темы мёртвых сестёр, что с радостью крикнул «Да!»
Чердак оказался раскалён утренним солнцем.
– Ты думаешь, тут есть летучие мыши? – с сомнением спросил я.
– Навалом! – Прохор куда-то нагнулся, и в его руке оказалось лохматое существо с перепончатыми крыльями, когтистыми лапами и зубастой пастью. Более мерзкой и отвратительной твари я в жизни не видел.
– Сейчас я посажу её на твою руку, и если она тебя цапнет, значит, летучие мыши кусаются, – объяснил суть эксперимента Прохор, протягивая мне руку с уродцем.
Я попятился…
– Глеб, ты боишься? – с подозрением спросил Прохор и бросился с мышью ко мне.
– А-а! – заорал я, рванув от него. – А-а-а! А-а-а!
Передо мной оказалось чердачное окно, и я, не раздумывая, сиганул в него. Высота была ерундовая, третий этаж, или что-то вроде того – я только пятки отбил.
– А-а-а-а-а-а! – орал я, нарезая вокруг бассейна круги. – А-а-а-а-а-а-а!
– Глеб, она не кусается! – кричал сверху Прохор. – Не бойся, я её погладил, а она мне улыбнулась! Это добрая мышь с хорошим характером!
– У-у-у-у! – завопил я на новый лад, так как добрая мышь с хорошим характером показалась мне ещё более омерзительной.
– Глеб, ты притворяешься, или придуриваешься?
А я и сам не знал, притворяюсь я, или дурака валяю…
Мой новый статус будущей мамаши озадачил меня.
Как теперь жить?!
Не пить?! Не курить?! Не материться и не писать детективы?!
Гладить живот и петь ему колыбельные?!
– Фигушки, – показала я кукиш своему брюху. – И не надейся! Одну сигаретку в день всё равно выкурю, рюмочку по праздникам пропущу и ругаться буду, когда душа попросит. Так что, сиди тихо и развивайся сам по себе. Выживешь – я пожму тебе лапу, когда родишься.
В общем, у меня все-таки выработалась пошлая привычка беременных болтать со своим животом. В принципе, неприятия своего состояния у меня не было, потому что я считаю, что каждая женщина должна хотя бы раз в жизни родить, хотя бы из любопытства.
Бизя ходил с дебильной улыбкой, чем вызывал у всех сомнение в своей вменяемости. Он даже перестал ревновать меня к Васе и другим движущимся объектам в штанах. Оказалось, что это очень обидно и скучно – когда тебя совсем не ревнуют.
После известных событий в доме Громовых мы переселились к Геле Абрамовне. И всё было бы ничего, но в одно прекрасное утро в калитку по-хозяйски вшагнула мадам лет сорока с внешностью кинодивы.
Широкополая шляпа добавляла диве загадочности и кинематографичности.
– Вы кто? – спросила гостья, зайдя в дом и обозрев всю нашу компанию, мирно пьющую чай.
– Дед Пихто, – представился дед. – А ты кто?
– Я Геля Абрамовна, хозяйка этого дома.
– Как вы похорошели! – подскочил Вася. – Как помолодели и подросли!
– Вы кто?! – Новая Геля Абрамовна отогнула поля шляпы, чтобы лучше рассмотреть нас.
Мы с Васей переглянулись.
– Вы сдавали свой дом? – спросил Вася.
– Да, милой тётушке, которая обещала поливать петуньи и кормить канареек.
– Так вот, эта тётушка пересдала ваш дом нам, представившись Гелей Абрамовной, – пояснил Вася.
– Пе-рес-да-ла?!! – округлила глаза Геля Абрамовна. – Но кто ей позволил?!!
– Деловая хватка, – заржал дед. – Молодец, тётка! Мадам, хотите, возмещу вам моральный ущерб? – Он выхватил из внутреннего кармана пачку розовых евро и метнул её кинодиве. Геля Абрамовна поймала евро как собака кусок колбасы.
– Может, вы на мне женитесь? – заглянула она деду в глаза.