— Значит, вы не взяли ее в заложники? — обрадовался пацан.
— Нет, — вздохнул я. — Я не беру в заложники обезьян.
— Здорово! — пацан сунул деньги в карман. — Значит, я думал о вас гораздо хужее.
— Хуже, — поднял во мне голову педагог.
Этот наглец еще что-то там обо мне думал!
— Яна, пойдем домой, — позвал мартышку пацан.
Она снова устроилась в раковине и, тихо попискивая, ловила на себе блох. Никакой радости при виде хозяина обезьяна не обнаружила.
— Иди сюда, — пацан протянул руки и шагнул к ней.
Увы, все повторилось сначала. Мартышка удирала от пацана с такой же прытью, как и от меня. Дальнейшие полчаса мы с пацаном пытались ее поймать, потом устали, выдохлись, и плюхнулись на кровать.
— Это хоть твоя обезьяна-то? — спросил я пацана.
— Моя, — кивнул мальчик. — Она жила в клетке у моей соседки по дому. Соседка сильно пила и плохо ее кормила. Потом соседку с белой горячкой увезли в дурдом, и я Яну к себе забрал. Откормил ее, приручил. Хотел летом на пляже подзаработать немножко. Знаете, сколько народу хотят сфотографироваться в обнимку с обезьяной!
— Ясно, — сказал я. — В общем, эта обезьяна из очень плохой семьи.
— Почему-то вы ей очень понравилась, — растерянно пробормотал пацан. — Она от вас уходить не хочет.
— Ну, хоть обезьяне я нравлюсь, — вздохнул я и посмотрел на телефон. Элка все не звонила.
— Что делать-то будем? — спросил я пацана.
— Пусть Яна у вас поживет. Она беременная, ей волноваться вредно. Буду пока без нее зарабатывать.
Я не стал уточнять, от кого может быть беременна обезьяна, жившая в клетке у сильно пьющей женщины.
— Дядь, если вы приручите Яну, то знаете, сколько на ней заработать сможете?! Только будет справедливо, если вы мне за нее заплатите. Тысяч восемь-десять. Это недорого за такую жирную, откормленную, к тому же беременную обезьяну.
Я даже не нашелся, что ответить ему, только развел руками.
— Это правда недорого. Обезьяны, знаете, сколько стоят!
— Не знаю и знать не хочу. Топай отсюда. Может, она за тобой побежит.
Пацан помялся слегка у двери, но не вышел.
— Дядь…
— Что еще?
— А если вы мне двести рублей дадите, то я…
— Пошел вон! — заорал я.
Он выскочил за дверь и уже оттуда крикнул:
— Ну не хотите, как хотите! Просто я, кажется, знаю, кто огрел по затылку тетку, которую вы сегодня спасали!
— Стой! — Я выскочил, поймал пацана за шиворот и втащил его обратно в вагончик.
* * *
— Я, дядь, видел, как к ней какой-то крендель клеился.
Получив свои двести рублей, пацан расслабился и по-хозяйски развалился на стуле.
— Зови меня Глеб, — сказал я ему. — Извини, чая нет, твоя Яна все высыпала.
— Я дядь, то есть, Глеб, чай не люблю. Так вот, я днем вчера, когда по пляжу ходил, то к тетке этой подруливал, предлагал с Яной сфотографироваться. Но она отказалась, сказала: «Иди, мальчик, иди. Я и так каждый день с обезьянами фотографируюсь, работа у меня такая!» Я пошел к соседнему лежаку, там две девушки с удовольствием с Яной сфотаться согласились. Смотрю, а к той тетке мужик подвалил и вроде как клеиться начал. Она сначала нос от него своротила, а потом к себе на лежак посидеть пустила, улыбаться начала, смеяться и глазки строить. Короче, через пять минут они уже флиртовались во всю.
— Флиртовали, — поправил я.
— Ну да, а потом, ближе к вечеру, я ее с тем же парнем в шашлычной видел. Они шашлыки лопали, пиво пили, ржали и флиртовались.
— Флиртовали, — снова поправил я.
— Так вот, а сегодня утром я с Яной на пляж пораньше пошел, искупаться хотел. Днем не люблю купаться, море похоже на горячий суп, в котором много мяса в купальниках. Обычно я хожу по тропинке, которая идет мимо мусорных баков. Ей мало кто пользуется, только пацаны, которые ходят на пляж торговать всякой ерундой — сигаретами, бутербродами и кока-колой. Идем мы с Яной, мимо тех баков, вдруг она как завизжит! И прятаться за меня начала. Я смотрю, тетка знакомая на земле лежит, и как будто ползти пытается. А на голове у нее кровища.
— Может, это была другая женщина, а вовсе не та, которую ты днем с парнем видел? Откуда ты можешь знать точно? Она ведь лицом вниз лежала!
— Я че, маленький?! — возмутился пацан. — Во-первых, купальник. В этом сезоне желтый цвет не так, чтобы модный. Все больше красный предпочитают и голубой. Во-вторых — волосы и прическа. Они подстрижены у нее по-особенному — затылок коротко, а на макушке длинно. В третьих, рост и это… телоделение.
— Телосложение.
— Да. У нее фигура шик-блеск для такого преклонного возраста. В четвертых, след у нее от ожога на руке был. Я его хорошо запомнил, потому что у меня самого такой же. — Он задрал рукав и на предплечье показал розовый шрам.
— Ты сможешь описать мужика, который с ней познакомился, а потом пригласил в шашлычную?
— Смогу. Он очень на вас похож.
Я налил себе в кружку кипятку и поздравил себя с тем, что этого заявления не слышал майор Барсук.
— Что значит, «очень похож»? — мрачно поинтересовался я.
— Ну просто копия. Я бы даже сказал, что это были… вы. Вы утром мне когда дверь открыли, я подумал, ну все, счас он и меня по башке треснет.
— Не неси ерунды. — Я вылил кипяток обратно в чайник.
— Дядь, то есть Глеб, если ты мне тыщ восемь-десять дашь, я никому не скажу, что ты с той теткой в шашлычной… — Договорить он не успел. Я встал и поднял его вместе со стулом так, что его глаза оказались прямо напротив моих.
— Дядь, ну не баксов же, а рублей. Ванька Босой недавно видел, как со склада товар воровали, так за молчание двадцать кусков заломил.
— Тебя как зовут?
— Петя.
— Не ври.
— Ну Коля.
Я потряс его вместе со стулом.
— Максим Максимович, — сказал вдруг пацан и я почему-то поверил ему. С этим косым проборчиком и подтяжками, ему очень шло это «Максим Максимович».
Я опустил стул на пол и оперся руками о спинку так, что пацан оказался в западне.
— Запомни, парень, — сказал я ему, — ты не посмеешь меня шантажировать. И знаешь, почему?
— Почему? — как примерный ученик спросил парень.
— Да потому что я точно знаю, что это не я. Видишь, как все просто? Давай, рассказывай, как выглядел тот парень и не дай бог тебе что-то наврать, Максим Максимович.
Пацан вздохнул тяжело, видно, понял безвыходность ситуации, и заговорил.