— Я не буду отвечать на этот вопрос. Это мое личное дело.
— Нет, это не ваше личное дело!
— Это вы, Эмма?! — Она вдруг сделала попытку приподняться на локтях, но не смогла и уронила голову на подушку. — А я думала меня из милиции кто-то допрашивает!
Нет, у нее точно был задет мозг, причем задолго до этого рокового удара.
«Если у вас что-то растет кривенько…», — вдруг припомнилось мне.
— Меня зовут Элла. Элла! Что вы делали в бунгало?! Кто мог знать, что вы находитесь там?
— Никто! Никто не мог об этом знать! А что я там делала — мое личное дело! Захотела провести ночь на пляже! Это мои родные места, мой родной город. Я что, не имею на это права?
— Имеете, — кивнула я. — Имеете. Только послушайте меня, пожалуйста. Помните, я ушла от вас из-за того, что моего мужа обвинили в убийствах? Так вот, он погиб. Погиб из-за какого-то подонка, который ходит по городу и безнаказанно бьет людей по голове. Этот подонок, к сожалению, внешне очень похож на моего мужа. Произошла непоправимая ошибка: мужа арестовали вместо убийцы, и автозак, в котором его везли, попал в страшную аварию. Я должна найти того, кто совершает эти преступления! В память о муже. О его честном имени. И потом, неизвестно еще, сколько людей этот урод загубит! Поэтому, вспоминайте, вспоминайте все! Вы не имеете права ничего утаивать, от этого зависит жизнь других людей.
— Я ничего не знаю, — почти жалобно простонала Ульянова. — Я видела только тень. Огромную, мужскую тень. Это продолжалось долю секунды, я не успела ни заорать, ни обернуться. А потом удар, и я потеряла сознание. Очнувшись на короткое время, я дотянулась до мобильника и вызвала «Скорую». Да, и увидела на руке вот это, — она показала ладонь, на которой жирно краснела цифра четыре. — Знаете, Инна, я думаю, это какой-то сумасшедший маньяк. Просто маньяк! Я стала жертвой маньяка! Как вы думаете, Эмма, из этого можно сделать громкую пиар-акцию?! Пожалуйста, сообщите об этом центральной прессе!!! Только сначала сюда гримера и парикмахера! Лучшего в городе гримера и лучшего парикмахера! Я профессионал, я буду работать даже в гробу! И, пожалуйста, немедленно принесите мне красный маркер и спирт! Нужно цифру четыре исправить на цифру один! Юлиана Ульянова никогда не будет четвертой! Слушайте, а ведь он хотел меня изнасиловать! Точно хотел, но не успел. Гениально! Дайте всем газетчикам и телевизионщикам информацию: «Юлиана Ульянова чуть не стала жертвой своего фаната, маньяка-насильника!»
Толку от этой курицы не было никакого. Она кудахтала, словно собиралась снестись, но никак не могла найти удобного места. Нужно было чем-то отрезвить ее, но под рукой не было даже стакана с водой, да и поливать раненую звезду было бы неприлично. Я набрала в грудь воздуха и отчетливо, чуть ли не слогам, спросила ее:
— Вы знали когда-нибудь Игоря Матвеева, Ивана Петушкова и Маргариту Лялькину? Первых двух молоточник убил ударом по голове, а Лялькина сейчас в тяжелейшем состоянии и выживет или нет, пока неизвестно. Подумайте, вспомните, вы знали этих людей, когда жили в этом городе?!
В палате было довольно темно — предрассветные сумерки только робко заглянули в окно, — но я отчетливо увидела, как побелела под толстым слоем грима Ульянова, как вытаращила на меня глаза, а потом закатила их некрасиво и натурально, словно не играла роль, а по-настоящему испугалась и от страха потеряла сознание.
— Эй! — я потрясла ее за плечо. — Э-эй!!!
Она здорово смахивала на труп. Померла что ли с перепуга?! Я нащупала пульс — молотило звездное сердечко вполне сносно.
В коридоре послышались шаги.
Я выскочила за дверь. Навстречу мне в сопровождении человека в белом халате шел майор Барсук. Он мрачно смотрел под ноги, поэтому не сразу увидел меня. А когда увидел, в глазах его заполошно метнулся вопрос: «Опять вы?!»
— Опять я, — усмехнулась я, глядя ему в глаза. — Только не надо делать из этого поспешные выводы. Юлиана — моя подопечная. Я работаю в представительстве издательства и отвечаю за ее гастроли в этом городе. Вот, пришла навестить.
— Как вы сюда попали?! — грозно спросил молодой врач.
Барсук ничего не сказал. Он молча прошел в палату мимо меня. Я было уже побежала к лифту, но… не выдержала, вернулась, и в полуоткрытую дверь палаты крикнула:
— Ну что, товарищ, майор?! Как вам живется-можется после вашей ошибки?! Мой муж погиб, а молоточник продолжает орудовать!!! Хотите, подскажу вам еще одно решение этой проблемы? Вы можете арестовать меня! И устроить мне показательное судилище! Ведь я тоже имею отношение к богатею Сазону Сазонову! Так что я к вашим услугам, товарищ майор!! — В голосе предательски зазвучали слезы, я развернулась, помчалась к лифту, удирая от этих слез. Этот Барсук с затылком в складочку не должен знать, что я могу плакать.
Только в лифте я дала волю слезам. И чего это меня так пробрало при виде ментовского борова?! Утерев кулаками мокрые щеки, я вышла на первом этаже и тут же наткнулась на тетку из приемного покоя, которая хотела определить меня в психдиспансер.
— Вот она! Вот она, психиатрическая!! — заорала тетка, шарахнувшись от меня к противоположной стенке.
Срефлексировав, я бросилась со всех ног на выход. За спиной послышался дробный топот. Бегаю я хорошо, особенно если за мной гонятся, особенно если гонятся санитары с Красногвардейской улицы.
Я отпихнула охранника, протаранила дверь, промчалась через больничный двор, перемахнула через двухметровый забор и с разбегу оседлала «Харлей». Конь не подвел — взревел, рванул, ушел в точку.
Голову даю на отсечение — таких больных на Красногвардейской еще не видели.
* * *
В двенадцать дня я торчала у банка «Морской». Сазон приехал без опоздания на развратно-шикарном «Гелендевагене». За ним из черного «катафалка» по очереди вылезли Генриетта, Мальцев и Кармен-Долорес. Они держались чинно — как и подобает почтенному семейству, задумавшему покупать дорогую недвижимость. Мальцев, правда, имел бегающий взгляд, — по-моему, со времени похорон Бизи он повадился пропускать с утра рюмочку. А еще он перестал носить яркие шейные платки, светлые льняные костюмы и улыбаться. На нем были какие-то коричневые брючата, невнятная серая рубашонка и очки с плюсовыми диоптриями, которых он отродясь не надевал. Да, а еще он не написал с того времени ни одного «синего квадрата».
Сазон выглядел гораздо бодрее, только похудел до состояния щепки и перестал бриться. Густая седая щетина и мятая одежда придавали ему слегка бомжеватый вид, но с этим впечатлением успешно боролись «Гелендеваген» и болтавшаяся на груди цепь красного золота с крестом, в котором сверкал бриллиант величиной с грецкий орех.
Генриетта выглядела скорбно и сдержанно. На ней было смелое платье выше колен и шляпа с полями, отлично заменявшими зонт.
Кармен подметала асфальт длинной цыганской юбкой и всем своим пышным телом, и темными живыми глазами, словно бы говорила: «Я с вами, и в горе и в радости. Я с вами».