— Я понял, — сказал Бизон. — У тебя не возникло ни малейших сомнений, что деда, Веру Петровну и других пожилых людей убили по заказу людей из фирмы «Гарант». Следствию не удалось тогда доказать это. Когда оно началось, фирма свернула свою деятельность. Все, кто составлял костяк «Гаранта», хорошо и быстро наварились на этих убийствах, поимев сразу шестнадцать огромных дорогих квартир, большинство из которых были в центре города. Фирма распалась и каждый из ее сотрудников пошел своей дорогой, стараясь не вспоминать, какой ценой ему достался стартовый капитал для начала своей новой деятельности. Наверное, они испытывали что-то вроде ужаса при упоминании имен друг друга. Наверное, они понимали, что может найтись такой человек, который начнет мстить за убийства стариков. Наверное, они очень боялись, что правосудие и через много лет доберется до них, что найдутся новые доказательства и свидетели. Но правосудие настигло их… в виде тебя?!!
— Я собрал о них всю информацию! На каждого из них я собрал достоверную, проверенную информацию! Я платил детективам почти все, что зарабатывал, завел себе информаторов, я следил, выспрашивал, подглядывал, собирал сплетни! Я знал про них все. Ну, или почти все. Как они проводят свой день, какие у них привычки, как они отдыхают, какие у них маршруты передвижения.
Бизя вдруг вскочил и прошелся по палубе. Неожиданно налетел ветер, поднялись волны и палуба начала раскачиваться. Стало совсем темно, звезды и месяц совсем не давали света, они висели на небе просто как не очень оригинальная задумка дизайнера.
— А зачем этот цирк с красными цифрами на ладонях? — спросил Носкова Бизон.
— Зачем? — повторила я эхом. Все происходящее было бредом — ночь, яхта, молоточник и Бэлка, влюбленная в него по уши. Ни за что не возьмусь писать такой странный, нелепый, чудовищный детектив. Лучше напишу кулинарную книгу для тех, кто не умеет правильно варить перепелиные яйца всмятку…
— Этими цифрами я хотел показать, что я не просто убийца. Я хотел обозначить, что у каждого из этих гадов есть свой порядковый номер, в зависимости от того, какую должность он занимали в «Гаранте»! Они все знали, что стариков, с которыми они заключают договоры, рано или поздно убьют. Все! Даже бухгалтер Лялькина! И эта дрянь Серикова тоже знала! Она отвечала за рекламную политику. Ее я ненавидел больше всего! Это она составляла душещипательные, проникновенные рекламные тексты, которые публиковались в газетах, зачитывались на радио и телевидении! Именно на них покупались старые, одинокие, доверчивые, больные люди! Ведь они привыкли верить печатному слову! А уж тем более тому, что говорится по радио и телевизору! Я убивал и нумеровал этих гадов в порядке их степени опасности для общества!
Первый был гендиректор «Гаранта» — Матвеев. Я долго следил за ним, но его было трудно застать одного. Почти всегда он был на машине с водителем, женой, или дочерью. А тут как-то вечером еду, смотрю — он, наконец, без машины, один, и болтает с каким-то отмороженным алкашом. Поговорил и вдруг стал тачку ловить. Я, конечно, рванул к нему, развернулся даже в неположенном месте. Он был взбудораженный, злой, и, ничего не заподозрив, сел ко мне в машину. Он даже не сразу заметил, что я везу его не к ресторану, как он сказал, а в сторону Дикого пляжа. А когда заметил, заорал: «Ты, урод, чем слушаешь?! Я куда тебе сказал ехать?!!» Он был щупленький, этот Матвеев, я ударил его ребром ладони по сонной артерии. Он вырубился, я доехал да пляжа, взвалил его себе на плечо и отнес на берег. Там он очухался и даже вскочил на ноги. Хотел что-то сказать, но не успел, я ударил его дубинкой сзади по голове. Дубинка у меня эбонитовая, тяжелая. Матвеев упал лицом в воду. В Чечне я привык убивать, но не думал, что в мирной жизни это будет так трудно. Кажется, я недостаточно сильно ударил его, потому что он успел сделать движение, будто хотел уползти куда-то. Мне кажется, что он захлебнулся, а не от удара погиб. Тогда я достал из кармана красный маркер и написал у него на ладони цифру один. И сказал мысленно деду: «Первый! Твой первый убийца наказан. Он больше не топчет землю и не принесет никому вреда».
Не знаю, что на меня нашло, но я решил, что второго — замгенерального, Петушкова я убью в эту же ночь. Я позвонил ему на домашний, трубку взяла жена. Она сказала, что Ивана нет дома, но он скоро вернется. Я подъехал к его дому, сел на лавочку и стал ждать. Я совсем не скрывался. Меньше всего я заботился о том, что меня могут заметить и потом опознать. Я не убивал, я казнил, поэтому думал: раз я делаю справедливое дело, обстоятельства сложатся в мою пользу. Я выполню до конца свою миссию, а потом можно и в тюрьму.
Петушков приехал на такси пьяненький. Он отпустил машину и зашел в подъезд. Я затушил сигарету и двинул за ним. На втором этаже я нагнал его и ударил дубинкой так сильно, как только мог. Но он не сразу упал. Он успел обернуться и посмотреть мне в глаза. Мне кажется, что он понял, за что я его убиваю. Потом он повалился на ступеньки. В подъезде было темно, но я достал из кармана маркер, взял его руку и написал цифру два.
Я не убегал из подъезда. Повторяю, я не хотел скрываться. Я спокойно вышел, сел в машину и уехал. Старенький «Жигуль» я, кстати, смог купить, после того, как устроился работать охранником в этот яхт-клуб. Я практически жил в «Жигулях». Ту избушку сожгли пацаны.
Потом была Лялькина. Ее невозможно было застать дома — она жила то у одного любовника, то у другого. А тут я случайно увидел ее машину в городе, она была за рулем, и я начал за ней следить. К моему удивлению, она приехала на пляж, припарковала свою «Тойоту» и пошла загорать. Я решил, что такой шанс нельзя упускать. Я подошел к ней, познакомился, пригласил в кафе. Она была паршивая, распутная баба — сразу предложила мне уединиться с ней в ближайших кустах. Я согласился, только сходил за своей одеждой. Там, к поясу брюк у меня была пристегнута дубинка. Лялькина не удивилась дубинке, потому что я сказал ей, что работаю охранником. Когда мы зашли за шашлычную и подошли к мусорным бакам, я пропустил ее вперед и ударил. Потом нарисовал на ладони цифру три. Я решил, что бог на моей стороне, раз до сих пор позволяет мне делать это. Ведь я не скрывался! Носил свою форму и дубинку на поясе!
На следующий день я из местных газет узнал, что в город приезжает Юлиана Ульянова. Я знал, что это бывшая Серикова, которую я ненавидел больше всех. Я опять решил, что это мне помощь свыше, ведь это такая удача, что она впервые за много лет приезжает в наш город, а, значит, я смогу и ее наказать. Но… тут я узнал, что по подозрению в этих убийствах арестован другой человек. Это было сильным ударом. Я понимал, что нужно идти сдаваться. Я не мог позволить, чтобы из-за меня пострадал ни в чем не повинный парень. Я решился на этот шаг, но наутро, от своего напарника узнал, что автозак, в котором перевозили парня в СИЗО, перевернулся, взорвался, сгорел. В живых никого не осталось. И… тогда я решил, что это тоже знак свыше. Эта авария развязала мне руки, ведь теперь не нужно было идти с повинной. Я мог продолжать свое наказание.
Мне было жаль того парня, но ему было уже ничем не помочь.
С Ульяновой было труднее всего! Ее возили на лимузине и с ней все время была высокая девушка. — Носков уставился на меня. — Вы сопровождали ее даже в сортир.