И этот достойный человек спрашивал себя, не лучше ли предоставить двух печальников самим себе, и пусть они томятся, сколько душе угодно. Но нет, перпиньянец любил молодых людей и старался не замечать их плохого настроения.
Конечно, уже не раз месье Дардантор испытывал желание выспросить все у Марселя, прижать его к стенке, крикнуть ему:
«Это правда?.. Это серьезно?.. Откройте же мне сердце, и я пойму ваши чувства!»
Но промолчал. Поскольку понимал, что все равно практичная и корыстолюбивая мадам Элиссан не примирится с таким бедным зятем, как Марсель. И к тому же он, Дардантор, — друг Дезиранделей.
Из-за всего этого наш перпиньянец не получил тех знаний и впечатлений, какие ждал от города, удачно расположенного на террасе, вознесенной на восемьсот метров над уровнем моря, у подножия отрогов Терни, обособленных от горного массива Надор, откуда открывался вид на долины Иссера и Тафна и на лежавшие ниже лощины, где одни сады сменялись другими, образуя двенадцатикилометровую зеленую зону, славившуюся апельсиновыми плантациями и настоящим лесом вековых ореховых и пышно цветущих фисташковых деревьев, не говоря уже о разнообразных фруктовых посадках и о сотнях тысяч гектаров, занятых под оливами.
Стоит ли упоминать о том, что все колесики и винтики французской администрации и в Тлемсене действовали безотказно и безостановочно. Что же касается промышленных предприятий, то месье Дардантор смог выбрать для осмотра мельницы, маслобойни, ткацкие фабрики, производившие в основном ткань для черных бурнусов, а в магазине на площади Кавеньяк даже приобрел пару изысканно красивых восточных туфель.
— Мне кажется, они немного малы для вас, — насмешливо заметил Жан.
— Черт подери!
— И дороговаты?
— Пришлось раскошелиться!
— Для кого же все-таки вы их купили? — поинтересовался Марсель.
— Для одной милой особы, — ответил месье Дардантор, едва заметно подмигнув.
Такой покупки Марсель, конечно, не мог себе позволить, хотя и был бы счастлив все свои наличные деньги истратить на подарки для девушки своей мечты.
Заметим попутно, что Тлемсен — место встречи европейских и марокканских товаров. Здесь продают зерно, скот, кожи, ткани, страусовые перья. Любителям античности предлагаются ценные сувениры. Всюду видны в том или ином состоянии памятники арабского зодчества. Сохранились руины трех старинных оград, замененных современной четырехкилометровой стеной с девятью вратами. Интересны и мавританские кварталы с крытыми улочками и шестьюдесятью мечетями с многочисленными белыми минаретами, мозаичными башенками, живописью и фаянсом. Особенно большой известностью пользуются мечети Джема-Кебир и Аббуль-Хасим со сводами, опирающимися на ониксовые колонны. В этих святилищах арабские мальчишки обучаются чтению, письму и счету, и здесь же умер Боабдиль, последний из королей Гренады. И хоть бы краешком глаза взглянули молодые люди на почтенную цитадель Мешуар, дворец XII века, и Киссариа, ставшую казармой для спаги, [112] где собирались вместе женевские, пизанские и провансальские торговцы.
Наша троица прошлась по улицам, пересекла правильно спланированные площади с бесчисленными фонтанами, и в том числе самую красивую из них — Сен-Мишель, посетила район, где с европейскими домами соседствуют постройки туземцев, и побывала в более современных кварталах. С эспланады [113] Мешуар, укрытой под сенью росших четырьмя рядами деревьев, туристы перед возвращением в гостиницу любовались расстилавшейся перед ними равниной.
Что касается окрестностей Тлемсена — деревень, знаменитых Сиди-Дауди и Сиди-абд-эс-Салам, водопада Эль-Ури, где река Саф-Саф, оглушительно грохоча, низвергается с высоты восьмидесяти метров, и еще многих других достопримечательностей, — то месье Дардантор мог созерцать их, замирая от восторга, лишь на страницах путеводителя.
Перпиньянцу потребовался бы не один день для изучения города с прилегающей местностью. Но предлагать задержаться здесь людям, спешившим удрать прочь, — дело безнадежное. И каким бы авторитетом — кстати сказать, значительно пошатнувшимся — ни пользовался уроженец Восточных Пиренеев среди своих спутников, он на это не решился.
— Что вы думаете теперь, дорогой мой Марсель и дорогой мой Жан, о Тлемсене?..
— Красивый город, — рассеянно ответил первый.
— Да, очень красивый, — нехотя подтвердил второй.
— Что ж, друзья, я хорошо сделал, что поймал вас, одного за ворот, а другого за штанину! Иначе скольких чудес вы бы не увидели!..
— Но при этом вы рисковали собственной жизнью, месье Дардантор, — сказал Марсель, — и поверьте, наша признательность…
— Кстати, месье Дардантор, — перебил друга Жан, — не правда ли, ваша привычка спасать таким образом людей…
— Ну, такое со мной случалось не раз, и я мог бы нацепить на грудь какую-нибудь симпатичную самодельную медаль! Именно по этой причине, несмотря на мое желание стать приемным отцом, я никого не могу усыновить!
— И даже если бы оказались в условиях, когда смогли бы стать им? — спросил Жан.
— Кто знает, дитя мое! — откликнулся Кловис Дардантор. — Но нам пора восвояси!
Обед в гостинице опять прошел невесело. У сотрапезников, судя по всему, было чемоданное настроение. И все же за десертом перпиньянец решился, наконец, преподнести изящные восточные туфельки мадемуазель Элиссан.
— Это вам на память о Тлемсене, дорогая Луиза! — сказал он.
Мадам Элиссан одобрила улыбкой трогательное внимание со стороны бывшего земляка, а в группе Дезиранделей мать Агафокла обиженно поджала губы, а отец недоуменно пожал плечами. Лицо девушки посветлело, в глазах просияла радость.
— Благодарю, месье Дардантор, — промолвила она. — Вы позволите мне поцеловать вас?
— Черт возьми… ради этого я их и купил! За каждую туфельку — поцелуй!
И Луиза от души обняла месье Дардантора.
Наверное, пришло время завершать путешествие, столь продуманно организованное Компанией алжирских железных дорог. Так хорошо начатое, кончиться оно могло весьма печально — во всяком случае, для группы Дардантора.