Это было одиннадцатого августа. Накануне караван пробирался по местности, на которой леса и полосы кустарников чередовались друг с другом на многие мили вокруг. В то утро повозки остановились перед сплошной и высокой стеной деревьев, их заросли терялись далеко за горизонтом. Нет ничего более впечатляющего, чем эта зеленая масса, сплошной завесой опустившаяся над землею. Никакое описание не могло бы дать полного представления о прекрасных деревьях, являющих собой африканский лес. Здесь вперемежку росли деревья самых разнообразных пород — «гунла», «мосокосо», «мукомду», дерево, ценимое в кораблестроении, эбеновые деревья, с толстыми стволами, кора которых покрывает совершенно черную плоть, «богиния» с твердыми, как железо, волокнами, «бухнерас» с цветами оранжевого цвета, великолепные «рудеблатты» с белесоватым стволом, украшенные малиновой листвой неописуемого вида, и тысячи гаяков, достигающих порой в обхвате пятнадцати футов. Из этого густого массива доносился шелест, волнующий и величественный, напоминающий шум прибоя на песчаном берегу. То ветер, продираясь через густые шапки деревьев, вырывался на опушку гигантского леса.
— Это Ровумский лес! — сказал охотник Мокум в ответ на вопрос полковника Эвереста.
— А какова его протяженность с востока на запад?
— Сорок пять миль.
— А с юга на север?
— Приблизительно десять миль.
— Как же мы пройдем через эту густую массу деревьев?
— Насквозь мы не пройдем, — ответил Мокум. — Там нет ни одной тропинки. У нас один выход: обогнуть лес либо с востока, либо с запада.
Оба начальника экспедиции, услышав решительные ответы бушмена, пришли в большое замешательство. Совершенно очевидно, что в таком лесу, занимавшем абсолютно ровную местность, нельзя было установить точки визирования. Обходить же его, то есть удалиться на двадцать — двадцать пять миль в ту или иную сторону от меридиана, означало сильно увеличить объем работ по триангуляции и добавить, быть может, дюжину дополнительных треугольников.
Новое естественное препятствие возникло перед экспедицией. Поэтому как только в тени великолепных деревьев, в полумиле, от опушки самого леса, был разбит лагерь, астрономы собрались на совет для принятия решения. Вопрос о триангулировании с углублением в громадный лесной массив даже не стал рассматриваться. Оставалось предложение обойти чащобу либо справа, либо слева, при том, что удаление явится почти одинаковым в каждую сторону, поскольку меридиан пересекает лес посередине.
Члены англо-русской комиссии сошлись на том, что непреодолимый барьер им следует обойти. С восточной стороны или с западной — значения не имело. Но случилось так, что именно этот малозначащий вопрос вызвал бурный спор между полковником Эверестом и Матвеем Струксом. Оба соперника вновь проявили прежнюю враждебность друг к другу, и скоро малозначащий спор перерос в серьезную стычку. Напрасно их коллеги пытались вмешаться. Оба руководителя ничего не хотели слышать. Один из них, англичанин, стоял за правую сторону — направление, приближающее экспедицию к дороге, пройденной Дэвидом Ливингстоном во время его первого путешествия к порогам Замбези, и это было, по крайней мере, резонно, ибо эти края, более известные и более посещаемые, могли дать определенные преимущества. Что касалось русского, то он настаивал на левой стороне, но, очевидно, лишь из стремления противоречить полковнику. Если бы англичанин избрал левую сторону, русский ратовал бы за правую.
Ссора зашла так далеко, что в один прекрасный момент появилась опасность раскола среди членов научной комиссии. А это означало, что прерванные работы будут продолжены двумя раздельными сериями треугольников. Михаил Цорн и Вильям Эмери, сэр Джон Муррэй и Николай Паландер, видя, что ничего не могут поделать, покинули совещание и оставили обоих руководителей один на один.
Прошел день, но он так и не принес сближения двух противоположных мнений.
На следующий день, двенадцатого августа, сэр Джон, предвидя, что оба упрямца еще не придут к согласию, нашел бушмена и предложил ему побродить по окрестностям. Быть может, тем временем два астронома смогут, наконец, договориться. Во всяком случае, немного свежатины отнюдь не помешает. Мокум, как всегда готовый, свистнул своего пса Топа, и охотники отправились за несколько миль от лагеря, то беседуя по дороге, то высматривая дичь.
— Думаю, — сказал бушмен, — мы надолго разбили лагерь на опушке Ровумского леса. Оба наших руководителя не собираются уступать один другому. Да позволит мне ваша милость сравнение, но один тянет вправо, другой — влево, как быки, когда не хотят ехать вместе, отчего повозка не может тронуться с места.
— Это досадное обстоятельство, — ответил сэр Джон Муррэй, — и я очень боюсь, как бы их упрямство не привело к полному размежеванию. Не будь затронуты интересы науки, соперничество двух астрономов оставило бы меня равнодушным, бравый Мокум. В богатых дичью африканских краях мне есть чем развлечься, и, пока два Соперника не придут к соглашению, я буду бродить по охотничьим угодьям с ружьем в руках.
— Но думает ли ваша милость, что они смогут договориться в этом вопросе? Что до меня, то я на это не надеюсь и, как я вам уже говорил, наша передышка может затянуться надолго.
— Я тоже этого опасаюсь, Мокум, — ответил сэр Джон. — Два наших начальника спорят по ничтожному, второстепенному вопросу, который нельзя решить научным путем. Они оба нравы и оба неправы. Полковник Эверест категорически заявил, что не уступит. Матвей Струкс поклялся, что будет противиться претензиям полковника, и оба этих ученых, которые несомненно уступили бы научному доводу, никогда не согласятся пойти на какую-то уступку в вопросе столкновения самолюбий. Поистине досадно, что в ущерб нашим работам меридиан проходит как раз посередине этого леса!
— К черту лес, — ответил на это бушмен, — когда речь идет о подобных операциях! Но вот что я хочу спросить: что за идея пришла в голову ученым — измерять длину и ширину земли? Что они получат, когда вот эдак вычислят ее в футах и дюймах? Что до меня, ваша милость, то я предпочитаю ничего не знать о таких вещах! Я предпочитаю считать огромным, бесконечным земной шар, на котором живу, и мне кажется, что знание его точных размеров только умаляет его! Нет, сэр Джон, проживи я хоть сто лет, я все равно никогда не признаю ваши затеи полезными!
Сэр Джон не смог удержаться от улыбки. Эта тема часто обсуждалась между ним и охотником, и Мокум, невежественное дитя природы, свободный бродяга лесов и равнин, неустрашимый загонщик диких зверей, совершенно не мог понять научной пользы триангуляции. Сэр Джон пытался иногда убеждать его, но бушмен в ответ приводил аргументы, в духе истинно натуральной философии, излагавшиеся с красноречием дикаря, которое Джон Муррэй, наполовину ученый, наполовину охотник, вполне мог оценить по достоинству.
Беседуя таким образом, сэр Джон и Мокум отнюдь не упустили мелкой равнинной дичи — горных зайцев, «джосиуров», новый вид грызунов, под названием «Graphycerus elegans», несколько зуйков с пронзительным криком и выводков куропаток с коричневым, желтым и черным оперением.