Она выпорхнула легкая, стройная, одета по-молодежному, благо фигура позволяет, взглянула на меня большими смеющимися глазами.
– Я Владимир Факельный, – представился я. – Прошу вас… счастлив вас видеть, вы меня просто выручите. Проходите, вон моя дверь, я оставил открытой.
В дверях стоял пес, Аманда вздрогнула и остановилась:
– Он меня не съест?
– Нет, он уже наеденный.
Она кивнула, заметив одобрительно:
– У вас прекрасный дом! Чувствуется, совсем новенький.
– Да, – согласился я. – Новые строительные материалы, новые возможности…
У нее, как помню из прессы, дом тоже элитный, но из тех «старых», что считались роскошными чуть ли не в сталинское время, когда умели строить только из кирпичей. Наши дома, даже не бизнес-класса, как мой, все равно сконструированы лучше, теплее, защищеннее от шума, в них заранее закладывается оптоволоконный кабель, по две ванные и гостевой туалет, но такие дома, правда, и стоят прилично, в то время как те, «сталинские», получали еще по распределиловке, даром. Но среди своих, элитных, приближенных.
Проходя в квартиру, она бросила на меня оценивающий взгляд: в какой-то мере я коллега, однако же ухитряюсь зарабатывать достаточно, чтобы покупать такие квартиры. Как?
Переступив порог, вскрикнула от восторга. Я не поскупился поставить экраны во всех комнатах, на кухне и даже здесь, в прихожей, а чувствительная аппаратура отслеживает мое перемещение, и если звонок по видеотелефону или домофону, то изображение выводит на ближайший. У меня не ахти какая квартира, всего две комнаты, но все-таки удобнее просто повернуть голову, чем всякий раз поднимать зад и топать в прихожую.
– Проходите, пожалуйста, – пробормотал я. – Сюда, в кабинет…
– Вы трудитесь в кабинете?
Я отмахнулся.
– Как и большинство, на кухне. Но кабинет есть, как же писателю без кабинета?
Она засмеялась, осматривалась с интересом. Я попробовал посмотреть ее глазами, впервые подумал, что вообще-то у меня этот, как его, достаток. У многих квартиры побольше и побогаче, но одно дело, когда все от родителей, когда хвастаешься фамильными ценностями и картинами, что из рода в род, другое дело, вот так: самые огромные жидкокристаллические экраны на стенах для стереоизображения, автоматизированная кухня, навороченная аппаратура, что следит за квартирой, сама заказывает по Интернету из ближайшего ресторана еду по заранее утвержденному мною меню, иногда переспрашивает, не находя в магазине, а то и рекомендует сменить рацион, так как ухитряется еще и шпионить за моим здоровьем, проверяя ночью давление, частоту пульса. К счастью, хоть не берет анализы…
В кабинете ее вниманием сразу завладела цифровая камера, я заранее подготовил к съемке и положил на стол:
– У вас HQ?
– Нет, – сказал я с неловкостью, – ЕHQ. Вы присядьте, пожалуйста!
Она кивнула, опускаясь в кресло, в красивых задорных глазах на миг проступила печаль и даже, как мне показалось, некое затравленное выражение. HQ, High Quality, совсем недавно пришло в мир телевидения как стандарт высокой четкости, далеко не все его могут себе позволить из-за дороговозны аппаратуры и высокой месячной стоимости, а тут уже создали вообще нечно невообразимое, это самое EHQ, тот самый уровень, когда изображение на экране сравнимо только с отражением яблока в чисто вымытом зеркале.
– Круто, – произнесла она странным голосом.
– Иначе нельзя, – ответил я виновато. – Как только вошли в быт домашние кинотеатры, уже тогда пришлось отказываться от обычных DVD, слишком заметны зерна на больших экранах… А на этих, понятно…
Она окинула взглядом противоположную стену, экран два метра на полтора, смолчала. Я взял в руки кинокамеру, она поинтресовалась:
– Так что конкретно от меня потребуется?
– Всего лишь сыграть маленькие роли, – сказал я так же торопливо, черт, ну что у меня за комплекс вины, ну не виноват же я, что зарабатываю больше! Ведь зарабатываю, не с неба получаю, не наследство богатых родителей проматываю, не граблю, в конце концов. – Вы попеременно изобразите все виды радости, злости, разочарования… Словом, все-все, что умеете, а я зарекордирую. Я видел вас в спектаклях, у вас настолько богатый диапазон, что я просто ошалел, когда увидел!
Она кивнула.
– Да-да, конечно. Хоть и не понимаю, как вы это сумеете использовать, но сделаю все. Вы сейчас режиссер, а я привыкла слушаться режиссера.
Снова что-то кольнуло, хотя она говорит веселым живым голосом, однако кольнуло, а в ее глазах, как мне почудилось, промелькнуло нечто жалкое, даже голодное. Я вытащил из бумажника пять сотен.
– Возьмите, это ваш гонорар. Как насчет чашки кофе?.. Признаюсь, я сейчас работал шесть часов кряду, немножко шизею.
Она взяла деньги, стараясь делать это медленно и с достоинством, кивнула с милой улыбкой:
– Да, не откажусь, если за компанию.
– Вот и отлично, – сказал я с облегчением. – Кстати, это тоже входит в сеанс! Мне просто необходимо женское лицо… просто милая молодая женщина, пьющая кофе!
Она засмеялась, видя, как я взял приготовленную камеру, установил на штатив и включил автосъемку.
– Вы всегда работаете?
– Всегда, – ответил я удрученно. – Работать не так скучно, как отдыхать.
– Верно, – неожиданно согласилась она. – Но большинство не понимает.
– Гарринча, – сказал я сторону кухни. – Два кофе.
Она вскинула брови.
– И приготовит?
– Да. Еще ни разу не подводил. Исключая, конечно, процесс доводки и тестирования.
– А почему Гарринча?
– Ну, хотел было назвать «Пеле», это первое, что приходит в голову, когда думаешь о кофе… но мне всегда нравился больше Гарринча: хромой, а какие финты делал по всему полю!
Она засмеялась, хорошо и мелодично. Мы прошли на кухню, мои агрегаты уже резали рыбу, готовили бутерброды, и едва коричневая струйка горячей жидкости полилась, распространяя бодрящий аромат, из универсального блока выдвинулся лоток, где на аккуратно порезанных ломтях черного хлеба пламенели толстые ломтики красной рыбы.
Я видел, как ее глаза сузились, она поинтересовалась все еще доброжелательным голосом:
– Ваш автомат понимает, что нужно готовить два бутерброда?
– Да, – ответил я. Увидел ее лицо, поспешно объяснил: – Он всегда делает для меня два. Кофе налил, видите, в большую чашку, это отрегулировать просто, а бутерброд крупнее не сделаешь. Потому два. А для двоих сделаем вот так…