– Все мы герои, – сказал я. – Или персонажи.
– Да нет, герой в старом значении… – глаза ее чуть затуманились, а голос стал далеким, – герой, это тот, кто защищал народ, а то и спасал от гибели. Кто побивал жутких чудовищ, нападавших на родные города и села. Герои побивают чужих богатырей, истребляют армии захватчиков… Странно, конечно, вы мне таким совсем не кажетесь. Уж простите…
– Для литагента нет героя, – сказал я великодушно. – К тому же мне совсем не льстит быть истребителем чудовищ. Мне больше нравится герой с эпитетом «культурный».
Она сделала большие глаза:
– От скромности не склейте ласты!
– Дык я ж писатель, а не наборщик.
– Только, – добавила она ехидно, – вы еще не тот герой, который в блестящих латах.
– А какой, – полюбопытствовал я. – Неужто в звериной шкуре?
Она подумала, кивнула с самым серьезным видом.
– Да, наверное. Или в простой домотканой рубахе. В смысле, вы уже совершаете нечеловеческие подвиги, но пока еще… Хотя, полагаю, и эта оценка несколько завышена… Просто вас очень хотели привлечь на службу. Спешно создается новый отдел, у нас обычно это к какому-то числу, вот и хватают…
– Кого ни попадя, – подсказал я любезно.
– Не обижайтесь, – сказала она без всякого смущения.
– Да я ничего.
– Я знаю, – сообщила она. – Об вас все, как о стену горохом.
Я кивнул, подумал: откуда все знаешь, лапочка?.. Не думаю, что мое досье развешано на каждой остановке. Правда, женщины многие вещи, до которых нам приходится проламывать стены, знают изначально. Спинным мозгом.
– Но по вашим прогнозам, – поинтересовался я, – у меня есть шанс сменить домотканую рубаху на блестящие рыцарские латы?
– Общество, – сказала она, – все еще по привычке считает героями своих царей, полководцев, придворных силачей. Но, как видите, вас уже заметили.
– Значит, – сказал я весело, – у меня пряники еще впереди?
– Да, – сказала она. – И блестящие латы. И длинный меч взамен сегодняшней дубины. Хотя, уже заметно, у вас дубина Геракла. Но вот насчет культурного героя…
Я полюбопытствовал:
– А что не так?
– Насколько понимаю, вы начинали, как некий Энкиду, дикий человек огромной силы, потом очеловечились до Геракла с его дубиной… но, поправьте меня, если ошибаюсь: культурный герой не разрушает, а дает людям новый огонь, новую письменность, новые ценности?
Последние слова она произнесла совсем серьезно. Я выслушал, кивнул.
– Да, вы правы.
Не знаю, что у нее за игра, но для литагента она сует нос слишком далеко. Я человек не подозрительный, это наверняка отражено в моем досье, но и не полный слепец.
Она ощутила перемену настроения, мило улыбнулась, сладко зевнула. Я невольно вспомнил расхожую премудрость, что зевающий мужчина проявляет безкультурие, а женщина всего лишь демонстрирует свои возможности. Я поспешил оторвать взгляд от прекрасного ротика с влажной гортанью и хорошо уложенного языка.
– У меня всего полчаса, – предупредил я.
– Этого хватит, – успокоила она. – Мне только снять трусики. Но могу и не снимать, как скажете, Владимир Юрьевич.
– Размечтались, девушка, – ответил я как можно саркастичнее. – Я стоек, аки… аки Власий Гундарев!
Она полюбопытствовала:
– А кто это?
– Еще не знаю, – пояснил я. – Потом придумаю. Чуйствую, надо, Христя, надо. А то все эти Самсоны, Гераклы, Кармалюки, Довбуши, Зигфриды и прочие махабхараты слишком просто сдавались красивым предательницам.
– Я не предательница, – ответила она тихо. – Я сама сдалась вам, Владимир Юрьевич.
От ее голоса и тела веяло покорностью и готовностью. Будь я современным героем, уже бы схватил это сладкое мясо, бешено сорвал бы одежду и трахал бы во все дыры, щели и впадины. Но я из завтрашнего дня, заставил себя вспомнить, что в плен сдаются только противники, враги… Кто ты, Кристина? И в самом ли деле сдалась?
Я чувствовал ее взгляд между лопатками, когда поднес к губам мобильник.
– Алло?.. Владимир Факельный беспокоит. Послушайте, стоит ли присылать машину?.. У меня своя на ходу. Преспокойно доеду, адрес теперь знаю…
Голос ответил строго, без колебаний:
– Исключено!.. Во-первых, на вашей машине в наш двор не пустят: мало ли чем ее начинили. Во-вторых, наши машины не только пуленепробиваемы. А всякая посторонняя машина, что въезжает в ворота или приближается ко входу, становится объектом пристального внимания всех разведок мира. И ее хозяин, естественно, тоже. Зачем это вам?
Я повесил трубку. Кристина смотрела выжидающе, как-то догадалась, что звонок связан с нею.
– Хотел тебя подбросить в Центр, – сказал я. – Увы, инструкции такие вольности запрещают…
Она покачала головой.
– Разве герои соблюдают инструкции?
– Их не соблюдают только дети и преступники, – сообщил я. – А герои понимают, в каком мире и в какое время живут.
И потому, добавил про себя зло, тратят дни и годы на бесцельное общение с соседями, коллегами, принимают гостей и возят их по магазинам и рынкам, а ведь система Коперника могла быть обнародована раньше, Америка открыта за пару столетий до Колумба, компьютеры и Интернет уже триста лет были бы в быту, а сейчас бы мы летали не самолетами Аэрофлота, а космолетами…
Так герой я или не герой? Ведь пишу для массового читателя, для самого массового, какой уж тут героизм, но, с другой стороны – его вкусами не руководствуюсь! Этого не понимают и все стараются дать мне советы, как писать лучше, чтобы я ему, массовому, пондравился больше. Я не стараюсь вам ндравиться, я стараюсь это стадо расшевелить и подготовить для моей Главной Книги.
Ладно, я герой, но, увы, не подвижник. Подвижник уже послал бы эту Кристину. Ишь, мутит поток моих ясных мыслей. Нет, не могу, это уже как будто оторвать что-то от себя самого.
Кофеварка выдала две чашки крепкого кофе. Кристина разбавила сливками, я пью черный, а от количества сахара, что я высыпал в чашку, у нее глаза полезли на лоб. В противоположную стену ударил косой луч солнца, там ярко-ярко заблистали узкие торцы пластиковых коробочек. Я перехватил оценивающий взгляд Кристины. Да, там тридцать моих романов. Часть из них в формате импа. Или, как их зовут в народе, видеороманы. Если с каждого по двенадцать процентов…
Я отмахнулся от этой жлобской мысли, нехорошо считать деньги в чужом кармане. Тридцать блестящих коробочек выглядят внушительно, но вообще-то их можно бы и на одном диске. Технология позволяет, однако принят жестокий закон, запрещающий помещать на диск несколько книг даже одного автора. Исключение для серий, библиотек, тематических подборок, энциклопедий, на которые есть особые разрешения. Были разборки в судах, дошло до Высшего, а тот счел, что это старая практика продажи в нагрузку, когда к дефицитной вещи прицепляется слабая, а деньги берут за обе. Это грубейшее нарушение прав потребителя и вообще прав человека.