– Ах, нет! – замахал пухленькими руками почтенный академик. – Вы не так меня поняли, догогая. Я говогю: пгопава кагтина «Гусавка»!
– Что еще за скотина гнусавая? – заинтересовалась Коврова-Водкина. – Пожалуйста, объясните подробней.
Библиотеку сотряс взрыв хохота. Не удержался даже вежливый Евгений Казимирович. Ниночка, склонившись над столом и закрыв лицо ладонями, просто рыдала от смеха. Павел Потапович издавал какие-то булькающие звуки. Из глаз у него ручьями лились слезы.
– Ну, Наталья Владимировна, повесевиви! – то и дело восклицал он. – И гвавное, вы, по сути, совегшенно пгавы! Товько гнусавая скотина и могва спегеть догогую нашу «Гусавочку»!
Наталья Владимировна, хранившая полную невозмутимость, величественно осведомилась:
– Павел Потапович, вы мне так и не объяснили, кого именуете столь сильным и грубым эпитетом?
– Есви бы знав, кого, – подмигнув присутствующим, ответил действительный и почетный член множества академий мира, – то уже давно бы сказав Шмевькову.
– Шмелькова? – возмутилась Наталья Владимировна. – Никак не могу с вами согласиться. Во-первых, он совсем не гнусавый. А, во-вторых, очень хороший и положительный молодой человек.
– Шмевькова я и сам вюбвю! – поспешил внести ясность Павел Потапович.
– Убью? – в ужасе переспросила Наталья Владимировна. – Павел Потапович, мне кажется, вы не в себе. За что, интересно, вы собираетесь убить Шмелькова?
– По-моему, она совсем чокнувась, – отвернувшись от Натальи Владимировны, сообщил присутствующим Павел Потапович.
Его заявление повергло всех в новый приступ истерического хохота. Евгений Казимирович, первым взяв себя в руки, склонился к уху Натальи Владимировны и начал торопливо ей объяснять:
– Вы не совсем верно поняли Павла Потаповича. Он говорит, что из библиотеки вчера пропала картина.
– Только-то и всего, – разочарованно пожала плечами Коврова-Водкина. – Это я и сама знаю. К нам вчера приходил Степаныч. И вообще, давайте-ка займемся работой, – продолжала она.
– Я готов, Наталья Владимировна, – откликнулся Евгений Казимирович.
– Евгений Казимирович любезно согласился помочь мне! – торжественно объявила Коврова-Водкина. – Для работы над мемуарами я должна кое-что уточнить в справочниках, которые, как утверждает Евгений Казимирович, есть в нашей библиотеке.
– Ниночка, – обратился спутник Ковровой-Водкиной к библиотекарше. – Мне сейчас нужно будет основательно порыться в каталоге.
– Пожалуйста, – указала та на каталожные ящики.
– А вы, Наталья Владимировна, пока посидите, – подвинул Ковровой-Водкиной мягкое кресло Евгений Казимирович.
Та немедленно опустилась в него. Павел Потапович тем временем подошел к Ниночке и осведомился:
– Вы ведь, конечно, знави Геннадия?
– И чего это вы все о нем сегодня вспомнили? – удивилась библиотекарша.
– А кто еще? – полюбопытствовал Павел Потапович.
– Вот они, – указала на ребят Ниночка.
– Ничего удивитевьного, – прокартавил Павел Потапович. – Мы вчега у них дома все вместе вспоминави. Они – поглядел он на близнецов, – Анна Константиновна и Визетта. А сегодня утгом я подумав: а не Геннадий ви стыбгив «Гусавочку»?
Ребята насторожились. Если Павла Потаповича осенила догадка о тайнике и раме, то расследование можно сразу прекращать. При своей активности, почтенный академик будет постоянно путаться у них под ногами, во все совать нос, а, главное, оповещать о ходе дела весь поселок. Разумеется, слухи мигом дойдут до преступника, и он постарается замести следы.
– Геннадий? – разыграла изумление Maшa. – А при чем тут он, Павел Потапович?
– Ну, может, отсидев сгок и свиснув кагтину в память о несчастной бабушке, – ответил почтенный академик. – Вот я и хочу узнать у тебя, Ниночка. Не появлявся Геннадий в этих местах?
– И не появится, – покачала головой Ниночка. – Мне Шмельков говорил, что Геннадий несколько лет назад в тюрьме умер.
– Кто умер в тюрьме? – внезапно подала голос дотоле молчавшая Коврова-Водкина.
– Геннадий, – громче повторил Павел Потапович.
– Какой еще негодяй? – не вполне четко расслышала Наталья Владимировна.
– Вот ведь совсем гвухая тетегя, – заговорщицким шепотом обратился Павел Потапович к ребятам и Ниночке. – А как точно хагактегизует.
– Пора отсюда линять, – прошептал друзьям Петька.
Все четверо тихонько выскользнули на улицу.
– По-моему, там сейчас начнется битва народов, – с усмешкой взглянула на окна библиотеки Маша.
Оттуда, словно бы по заказу, послышался голос Ковровой-Водкиной:
– Павел Потапович, с вашей стороны это совершенное хамство!
– Может, послушаем? – остановился Димка.
– Некогда, – махнул рукой Командор. – Думаю, нам сейчас самое время взглянуть на заброшенный домик Екатерины Филипповны.
– Чего на него глядеть, раз он заброшен, – не испытал особенного восторга от этой идеи Дима. – И Ниночка сказала, что Геннадий умер.
– Все равно взглянуть стоит, – повторил Петька.
Четверть часа спустя члены Тайного братства уже стояли на окраине деревни Борки перед покосившимся одноэтажным домиком.
– И чего мы сюда притащились? – продолжал ворчать Димка. – Смотрите, все заколочено. Дорога травой заросла. Сюда по крайней мере лет десять никто не совался.
Петька, точно не слыша старого друга, перемахнул через шаткий штакетник и поднялся на крыльцо. Затем дернул на себя ручку двери. Дверь отворилась.
Петька махнул друзьям. Димка помог девочкам одолеть забор. Затем полез сам и, конечно же, зацепился джинсами за длинный гвоздь. Ткань громко затрещала. Димка плашмя свалился на участок старой библиотекарши. А накладной карман джинсов остался висеть на заборе.
– Понатыкали тут гвоздей, – проворчал Терминатор.
– Карман сними, – велела сестра. – Я тебе его вечером так и быть пришью.
Димка послушался. Затем следом за девочками взбежал на крыльцо. Какое-то время все четверо топтались возле порога. Входить было как-то боязно. Димка потянул носом воздух.
– Затхлостью пахнет.
– Ничего удивительного, – пожала плечами Маша. – Дом-то, считайте, заброшенный.
– А почему дверь открыта? – с недоумением произнесла Настя.
– Вот это и непонятно, – тихо откликнулся Командор.
Почерневшие от времени и дождя доски, которыми была, по-видимому, много лет заколочена дверь, валялись возле крыльца. Однако замок явно никто не взламывал.