Приток Яканы, около которого обнаружили золото, тут же получил название Золотого ручья, Голден-Крик, и именно сюда хлынули самые алчные из жителей Либерии, которых не смогли остановить усилия Кау-джера и его друзей. Многие сотни колонистов бросили свои дома, оставили заводы, покинули поля, прервали начатые дела и устремились к месторождениям. Там, в кварцевых породах, они открыли богатые жилы.
Кау-джер и его совет оказались бы плохими правителями, если бы не попытались урегулировать добычу и сохранить порядок. Они даже подумывали передать добытое золото в общую собственность, использовать его на благо колонии, равномерно разделив среди всех островитян. Но с первых же дней их перестали слушать. Каждый соглашался работать лишь для себя самого, надеясь напасть на хорошо заполненный «карман» [174] , найти дорогостоящий самородок, отрыть состояние ударом кайла, а мудрых советов никто не хотел слушать.
К тому же разработка залежей не представляла особых трудностей. Достаточно было отколоть кайлом кусок породы, раздробить его и тщательно собрать крупицы благородного металла. Не требовала больших усилий добыча драгоценного металла и на болоте, примыкавшем к Золотому ручью. Новоявленные золотоискатели отгораживали участки, а медленно текущая болотная вода вымывала из жижи крупицы золота.
Известно, что золотоносные территории чаще всего сложены глинистым грунтом, оставленным четвертичными [175] ледниками, промытым водой и задержанным, как фильтром, почвой. Потом сильные ливни переотложили этот грунт, смешав его с обломками кварца, обкатанными водными потоками [176] . Достаточно иметь под рукой простой лоток, зачерпнуть им ил и промыть его. Именно с помощью такого примитивного способа колонист намывал в день золота на 150–500 франков.
У Золотого ручья пласт ила уходил на глубину пяти футов, и с поверхности в тридцать-сорок квадратных футов [177] можно было выбрать от девяти до десяти лотков вместимостью кубический фут [178] каждый. Редко случалось, чтобы после промывки такого лотка в нем не оставалось нескольких крупиц золота или крохотных самородков. Они были чуть крупнее песчинок, так что делянки, размер которых указан выше, не могли принести двадцать миллионов франков, что порой случалось в других золотоносных районах.
Не стоит и говорить, что делянки у Золотого ручья давали такую добычу только в начале разработок. Но вскоре, совсем рядом, колонисты обнаружили новые месторождения, более значительные. И дурман в головах колонистов день ото дня сгущался. Ослепляющая страсть выгнала на делянки почти все население Либерии: мужчин, женщин, детей. Некоторые обогащались, открыв в трещинах породы один из тех «карманов», где накапливаются приносимые ливневыми потоками самородки. Надежда не покидала даже тех, кто целыми днями вылезал из кожи, но ничего не мог найти. Однако люди стекались сюда, и не только из столицы, но и из других поселений, оставляя конторы, места рыбалки, береговые заводишки. В Либерии скоро осталось не больше сотни колонистов, верных домашнему очагу, семье, своему делу, сильно страдавшему в создавшейся ситуации. Казалось, золото наделено какой-то магнетической силой, которой не может сопротивляться человеческий разум.
Кау-джер не позволял себе расслабляться даже на мгновение. Он действовал с прежней решимостью и энергией, и тем не менее друзья не могли не заметить, что он испытывает глубокий упадок духа. Иначе и быть не могло. Его питала одна страсть — забота о благе людей. Ради этого он жил, ради этого он пожертвовал всем. И в то время, когда он снова связал себя столькими нитями с людьми, когда он после столь долгого разрыва вернулся в человеческое общество, жизнь снова повернулась к Кау-джеру всеми своими изъянами, пороками и позорными сторонами! Дело, которому он посвятил жизнь, рушилось. Созданная им колония разваливалась, потому что случаю было угодно рассыпать несколько крупиц золота в куске породы!
Наблюдая рост непреодолимого отвращения в душе Кау-джера, мистер Родс попытался его утешить:
— Долго это не продлится. Месторождения истощатся, и люди вернутся к прежней жизни.
— Боюсь, что будет уже поздно, — мрачно ответил Кау-джер.
Все меры, принимаемые им и его друзьями, были бесполезны. Не больше преуспели католические и англиканские миссионеры. Тщетны были усилия отца Атанаса и отца Северина, а также пасторов миссии Аллена Гордона. Напрасно они молились в храмах против золотого безумия, против достойной сожаления алчности, которая приведет к неминуемому разочарованию в будущем! Никто их не слушал, и вскоре ни молитвы, ни проповеди уже никого не привлекали.
И, как ни горько признаться, из всех жителей острова не поддались золотой лихорадке только индейцы. Их одних не охватило неистовство вожделения, за что этим униженным огнеземельцам надо воздать честь и хвалу. Они не оставили свои фермы и рыбные промыслы и, невзирая ни на что, продолжали трудиться. От золотой лихорадки индейцев уберегли их честное естество и проповеди миссионеров. К тому же они не разучились слушать Кау-джера, своего благодетеля; индейцы не забыли, что сделал для них Кау-джер, и большинство аборигенов остались ему верны, так же как Альг и Карроли.
Если бы открытие золота ограничилось месторождениями у Золотого ручья, возможно, делянки и в самом деле истощились бы; тогда колонисты, в большинстве своем разочарованные, вернулись бы к прежним занятиям на полях и в городах. Однако на юго-западе острова в окрестностях мыса Ру, были обнаружены новые золотоносные жилы, не менее богатые, но более удобные для разработки. К мысу Ру хлынули тысячи старателей, почти не позаботившихся о поддержании своего существования. У этого мыса алчные люди, отчаянно боровшиеся за овладение делянкой, жили почти без крыши над головой, подвергались непогодам в богатый бурями теплый сезон, дышали воздухом болот, нездоровые грязи которых они потревожили, и очень скоро на старателей обрушились болезни и нищета. К сожалению, золотоносных участков для всех не хватало. И тут началась борьба за прииски.