Марк Абрамович был свидетелем всех этих превращений. Во флигеле дома он появился на свет, в двух крохотных каморках его семья прожила лет сорок. Во времена студенческого общежития комнаты оставили за Марком Абрамовичем — он читал лекции в вузе, которому общежитие принадлежало. Потом настал светлый миг получения отдельной жилплощади, но миг, как ему и положено, длился недолго — квартиру Марку Абрамовичу выделили все в том же флигеле, второй этаж в котором приобрел лидер местных коммунистов. Естественно, лидеру хотелось приобрести и первый, но Марк Абрамович заявил, что никуда переезжать не намерен, сильно усложнив себе этим жизнь, потому что нажил в лидере непримиримого врага. При личных встречах, которые, к счастью, бывали не часты, лидер то обвинял Марка Абрамовича в распятии Христа, то ядовито напоминал, какие фамилии в действительности носили Зиновьев и Каменев, и грозно рычал «продали Россию», что очень веселило Марка Абрамовича, потому что в отличие от соседа он был не только умным человеком, но еще и обладал чувством юмора.
— Сюда въезд запрещен, — такими словами нас встретил дюжий дядька. За минуту до того он въехал во двор и теперь с неодобрением наблюдал, как мы следуем его маршрутом.
— Серьезно? — огорчилась я. — А вы не на этой машине подъехали?
— Я здесь живу.
— Мы теперь тоже, — ответила я и направилась к подъезду. Дядя устремился за мной с неизвестной целью, но под взглядом Ковалева внезапно притормозил. Я нажала кнопку домофона, а дядя досадливо плюнул.
Дверь открыла Алиса Ивановна, супруга Марка Абрамовича.
— Ваш сосед ведет себя загадочно, — сообщила я, поздоровавшись с ней.
— Это все Марк. Карташов опять заговаривал о продаже квартиры, обещал свое содействие в приобретении новой и даже в ее отделке по нашему вкусу. Убеждал, что он всегда готов, и все такое. А Марк возьми да ответь, что если он к нему надумает, так тоже все сделает в лучшем виде. Теперь сосед с нами не здоровается.
— К нему — это в анатомичку, что ли? — улыбнулась я.
— Разве так шутят? — вздохнула Алиса Ивановна. — Проходите, он в своей комнате, а я пока чай приготовлю.
Марк Абрамович торопливо писал что-то, сидя за огромным столом столетней давности. От былого великолепия дворянского гнезда осталось еще пианино с канделябрами и горка красного дерева — в ней стояли книги, которые Марк Абрамович особенно ценил.
— Жалуется на меня? — понизив голос, спросил он, кивнув в сторону кухни, и поднялся нам навстречу.
— Мне ваша шутка понравилась, — улыбнулась я.
— На грех навел. Представляешь, говорит мне: Марк Абрамович, это же дворянское гнездо, вам, с вашей фамилией, здесь жить даже как-то неприлично. А ему с партбилетом в кармане в самый раз, в дворянском-то особняке. Бог с ним. Что ж, давайте знакомиться.
Он протянул руку Ковалеву, с интересом к нему приглядываясь. Я представила мужчин друг другу и коротко изложила, по какой такой нужде разыскивала Марка Абрамовича.
— Труп в Питере? Сейчас, одну минуту. — Он порылся в ящике стола и достал папку, нашел в ней лист бумаги и протянул мне. Я быстро прочитала текст на полстраницы. «Мужчина двадцати семи лет, рост…» и т.д. Труп обнаружен в лесу. Я быстро произвела подсчет. Это случилось примерно за месяц до нашего знакомства с Валеркой. Сердце вырвано, на груди, ближе к ключице, вырезан крест. Я стала читать дальше — имя, фамилия.., и почувствовала, что почва уходит из-под ног. «Абсурд», — едва не произнесла я вслух.
— Труп этот чем интересен… — заговорил Марк Абрамович. — Господин Лагин Юрий Алексеевич, лидер одной из питерских группировок. Разумеется, у него были враги, но способ убийства… Конечно, бандиты не ангелы, но обычно они предпочитают стрелять, а здесь…
— Мафиози стал жертвой маньяка? — нахмурилась я.
— Как-то в такое не верится, верно? Я связался с питерскими коллегами, история занятная. Оказывается, отец этого мафиози — очень большой человек в определенных кругах. Так что возможно убийство сына — месть ему.
— Действительно занятно. Скажите, убийство в Питере и три убийства здесь совершил один и тот же человек?
— Я абсолютно уверен в двух случаях: Лагин и женщина, что так на тебя похожа, убиты одним человеком, — добавил Марк Абрамович с недовольством. — Нож один и тот же, очень характерной формы.
Он выложил на стол фотографии. Надо сказать, что архив у Марка Абрамовича был впечатляющим, интересные случаи он, по его выражению, «дублировал», то есть делал записи для себя. С появлением компьютера пополнять архив стало значительно легче, но, несмотря на это, книжные шкафы ломились от бумаг.
— Вот, взгляните. Здесь и здесь. В случае с Петровым и Прибытковым убийца использовал другое орудие убийства. В первом случае нож с узким лезвием, примерно вот такой формы, во втором, скорее всего, охотничий нож. Вот здесь, видишь?
— То есть с уверенностью мы можем говорить лишь о двух случаях? А что с убийством женщины, которую распяли?
— Я вернулся только вчера и лично им не занимался.
— Я правильно поняла: нет основания полагать, что все это — дело рук одного и того же человека?
— Судя по всему, в квартире женщины, которую распяли, побывали как минимум двое. Так что ни о каком маньяке речи быть не может. Если и действует маньяк, то с уверенностью можно приписать ему два убийства: одно в Питере, другое здесь, твоей тезки. А в трех других случаях кто-то имитировал маньяка. Вырванное сердце и крест, фирменный знак, так сказать. Кстати, я говорил с коллегами, и один вспомнил кое-что интересное, связанное с такой меткой. Было несколько случаев, когда на теле жертвы вырезали крест, я просил его узнать об этом подробнее, но оказалось, что информация закрыта. Соображаешь?
— Как тут не сообразить… Марк Абрамович, а еще фотографии у вас есть? Хотелось бы взглянуть на этот крест.
— Да, пожалуйста.
Он выложил на стол фотографии. Я взглянула и замерла как вкопанная. Увиденное произвело такой эффект, что я, забыв о том, что в комнате не одна, пробормотала:
— Стрекоза… — и почувствовала настоятельную потребность сесть. У меня перехватило дыхание. Я еще раз взглянула на фотографии, очень надеясь, что зрение меня подвело. Со зрением был полный порядок.
— Что? — спросил Марк Абрамович. — Какая стрекоза?
Слово было произнесено, так что отпираться смысла не имело.