– Напротив, господин профессор, – ответил гарпунер, не желавший сдаваться, – нужно что-то делать!
– Но что же именно, мистер Ленд?
– Бежать!
– Бежать из «земной» тюрьмы и то довольно трудно, но бежать из подводной тюрьмы и вовсе, по-моему, немыслимо.
– Ну-с, друг Ленд, – обратился к нему Консель, – что вы скажете в ответ на замечание господина профессора? Я не поверю, чтобы американец полез в карман за словом!
Гарпунер, явно смущенный, молчал. Побег в тех условиях, в которые поставил нас случай, был совершенно невозможен. Но недаром канадец наполовину француз, и Нед Ленд доказал это своим ответом.
– Стало быть, господин Аронакс, – сказал он после короткого раздумья, – вы не догадываетесь, что должен делать человек, если он не может вырваться из тюрьмы?
– Не догадываюсь, мой друг!
– А очень просто! Он устраивается там по-хозяйски.
– Еще бы! – сказал Консель. – Куда приятнее обосноваться внутри плавучей тюрьмы, чем оказаться вне ее стен!
– Но прежде нужно вышвырнуть вон всех тюремщиков, ключарей, стражников! – прибавил Нед Ленд.
– Полноте, Нед! Неужели вы серьезно думаете взять в свои руки судно?
– Вполне серьезно, – отвечал гарпунер.
– Пустая затея!
– Почему же, сударь? Разве не может представиться удобный случай? А раз так, я не вижу причины им не воспользоваться. Ежели на этом поплавке не больше двадцати человек экипажа, неужто они заставят отступить двух французов и одного канадца!
Разумнее было обойти молчанием фантазерство гарпунера и не вступать с ним в спор. Поэтому я ограничился дипломатической оговоркой.
– При случае, мистер Ленд, мы вернемся к этой теме, – сказал я. – Но прошу вас запастись терпением. Тут надо действовать осторожно, а вы своей вспыльчивостью только все дело испортите! Обещайте мне считаться с нашим положением и не впадать в гнев.
– Обещаю, господин профессор, – отвечал Нед Ленд мало утешительным тоном. – В рот воды наберу, не изменю себе ни единым движением, пусть даже не будут кормить, как нам того хотелось бы!
– Вы дали слово, Нед, – сказал я канадцу.
Разговор на этом кончился, и каждый из нас углубился в свои мысли.
Должен сознаться, что вопреки гарпунеру, исполненному радужных надежд, я не питал никаких иллюзий. Я не верил в счастливый исход, на который уповал Нед Ленд. Судя по тому, как искусно маневрировал подводный корабль, на борту должен был находиться солидный экипаж; и, стало быть, вступив в борьбу, мы столкнулись бы с сильным противником. Притом, чтобы действовать, нужно быть свободными, а мы сидели взаперти! Я не представлял себе, каким путем можно бежать из этого стального каземата с герметическими затворами. И если командир хранит в тайне существование своего подводного корабля, – что было вполне вероятно, – он не позволит нам разгуливать на борту судна. Как он обойдется с нами? Обречет ли на смерть, или высадит когда-нибудь на необитаемый остров? Мы были в его власти. Все мои домыслы, как мне казалось, были равно близки к истине, и нужно быть Недом Лендом, чтобы надеяться завоевать себе свободу. Впрочем, зная склонность канадца к навязчивым идеям, я понимал, что чем больше он будет раздумывать, тем больше будет ожесточаться. Я уже чувствовал, что проклятия застревают в его глотке, что в его движениях сказывается едва сдерживаемая ярость. Он вскакивал, метался, как дикий зверь в клетке, колотил об стену и ногой и кулаками. Время шло, голод давал себя знать, а стюард не показывался. Нашим хозяевам, если у них действительно были в отношении нас добрые намерения, не следовало так надолго оставлять без внимания потерпевших кораблекрушение!
Неда Ленда от голода мучили спазмы в желудке, и он все больше выходил из себя; я начинал уже опасаться с его стороны, несмотря на данное им слово, вспышки гнева при появлении кого-нибудь из команды судна.
Прошло еще два часа. Гнев Неда Ленда все нарастал. Канадец звал, кричал, но тщетно. Глухи были железные стены. Не слышно было ни малейшего шума на судне, как будто все там умерло. Не чувствовалось легкого дрожания корпуса при вращении винта. Судно, несомненно, стояло на месте. Погрузившись в морские пучины, оно не принадлежало более земле. Безмолвие это было ужасно.
Мы были покинуты, заперты в стенах каземата. Я страшился подумать о том, как долго может продлиться наше заключение. Проблеск надежды, вспыхнувший было при свидании с капитаном, понемногу угас. Ласковый взгляд этого человека, печать великодушия на его лице, благородство осанки – все изгладилось в моей памяти. Я представлял себе этого таинственного незнакомца таким, каким он, верно, и был: неумолимым, жестокосердным. Он, видимо, поставил себя выше человечности, стал недоступен чувству жалости, сделался непримиримым врагом себе подобных, которым он поклялся в вечной ненависти!
Но неужели этот человек даст нам погибнуть в стенах тесной темницы? Оставит нас во власти страшных мучений, на которые обрекает жестокий голод? Ужасная мысль овладела моим сознанием, а воображение сгущало краски. Отчаяние овладело мною. Консель был спокоен. Нед Ленд неистовствовал.
Вдруг снаружи послышался шум. Чьи-то шаги гулко отдавались в металлических плитах. Засовы взвизгнули, дверь отворилась, вошел стюард.
Прежде чем я успел сделать движение, чтобы удержать канадца, он ринулся на беднягу, повалил его на пол, схватил за горло. Стюард задыхался в его могучих руках.
Консель пытался было вырвать из рук гарпунера его жертву, а я уже готов был помочь ему – и вдруг так и замер на месте при словах, сказанных по-французски:
– Успокойтесь, мистер Ленд, и вы, господин профессор! Извольте выслушать меня!
Это был капитан корабля.
Нед Ленд живо вскочил на ноги. Стюард, чуть не задушенный, тотчас же, по знаку своего начальника, пошатываясь, вышел из каюты; и власть командира была такова, что этот человек ни единым жестом не выказал своей злобы против канадца. Консель, и тот, казалось, несколько опешил от неожиданности. И все втроем мы молча ожидали развязки этой сцены.
Капитан, прислонившись к столу, скрестив руки на груди, внимательно смотрел на нас. Колебался ли он вступить с нами в сношения? Жалел ли, что у него вырвалось несколько французских фраз? Вполне возможно.
Несколько секунд длилось молчание, и никто из нас не решался его нарушить.
– Господа, – сказал, наконец, капитан спокойным и проникновенным голосом, – я свободно владею французским, английским, немецким и латинским языками. Я мог бы сразу же объясниться с вами, но я хотел сперва понаблюдать за вами и затем решить, как мне к вам отнестись. Все, что вы рассказали о себе, и вместе и порознь, вполне совпадало; и я убедился, что вы действительно те самые лица, за которых вы себя выдаете. Я знаю теперь, что случай свел меня с господином Пьером Аронаксом, профессором естественной истории в Парижском музее, командированным за границу с научной миссией; я знаю, что спутники господина профессора – его слуга Консель и канадец Нед Ленд, гарпунер с фрегата «Авраам Линкольн», входящего в состав военно-морского флота Соединенных Штатов Америки.