Бронштейн тихонько шел рядышком, не решаясь прервать мои думы, я ведь могу мыслить только о высоком, знал бы, о какой херне я думаю по большей части, но, к счастью, человека меряют не по совокупности его мыслей, а по пикам, так что в политике я прыгнул выше всех, да не просто выше, даже мерки такой нет, насколько выше любого политика, правителя или деятеля.
– Как ночуется? – поинтересовался я ехидно.
– Жена ворчит, – ответил он печально, – мы – народ семейный. Но я не хочу, чтобы меня мелом на асфальте обрисовали. Приходится терпеть. Ничего, уже недолго, Борис Борисович.
Он вроде бы утешал меня, я ощутил угрызения совести.
– Да, – согласился я. – Мы сумели сделать все правильно. Старт был, правда, запоздалым…
– Принимая низкий старт, – сообщил он, – самое главное, чтобы сзади никто не бежал с шестом. Мы – успели.
– Не кажи «гоп», – предостерег я.
Мы вошли на лестничную клетку, я отправился в свой кабинет, а он вернулся, распахнул дверь к Лысенко, исчез. Великий политик, вспомнил я, должен быть злодеем, иначе не сможет эффективно управлять обществом. Порядочный человек в роли политика – это умная бомба, не пожелавшая выпасть из самолета, или автобус, вздумавший везти людей не на работу, а в парк на прогулку. Но я вроде бы порядочный… в основном, но все ж как будто идем к победе…
Я взялся за ручку двери, но холодное чувство близкого поражения заползло во внутренности и пустило ледяные щупальца во все стороны.
Юлия, к моему удивлению, уже на месте, просматривает на мониторе что-то невидимое для входящих. Подняла голову, улыбнулась так, что во мне потеплело, а щупальца истончились, растаяли.
– Когда же вы прибыли? – спросил я. – Мне кажется, еще даже метро не ходит.
– Борис Борисович, – призналась она, – я уже третьи сутки ночую здесь. Мне Дима Лысенко поставил раскладушку, я никому не мешаю. Зато не теряю время на дорогу.
– Господи, – сказал я, – сколько людей я заставил мучиться! А чего только сейчас признаетесь?
– Чтобы не отвлекать, Борис Борисович. А сегодня можно будет уже идти ночевать домой.
– Да, – согласился я. – Неважно, какой бы расклад ни выпал.
– Но только не вам, – закончила она неожиданно. – Без вас все затормозится.
Я шагнул в свой кабинет, думая над ее последними словами. В самом деле, если народ проголосует за мою кандидатуру, то тем самым проголосует за присоединение к Штатам. И тут уж неважно, кто президент – свое мнение он, народ, выразил. Если меня убьют, любой другой обязан будет продолжить мою линию. Однако же выборы нового президента могут замедлить процесс, что жизненно необходимо тем, кто не успел рассчитать такой неожиданный поворот России.
Лысенко вошел вместе с Бронштейном, зевая и потирая покрасневшие глаза. Заявил с ходу:
– Мне больше нравилась ситуация, когда Земля была плоской! Тогда везде было одно и то же время. А сейчас полмира уже садится обедать, а мы только спросонья стараемся понять, что случилось за ночь… что на самом деле вовсе не ночь.
– Ночь, ночь, – возразил Бронштейн. – Но в Японии и Китае, ты прав, кое-что за это время произошло. В Японии, кстати, сейчас не обедать садятся, а ужинать. Там рабочий день только что закончился.
Лысенко вполголоса выругался.
– И что они успели натворить?
– Нам расхлебывать долго.
Бронштейн сказал недовольно:
– Ты намекаешь, что нам нужно и спать здесь в кабинетах? Но, чтоб ты знал, евреи – народ семейный!
– И семья у тебя ого-го, – согласился Лысенко одобрительно, – большая. Я как посмотрю, когда ты со Светланой исчезаешь в подсобке, ну прямо турок…
Бронштейн вздрогнул, пугливо огляделся.
– Тихо ты! Ты совсем олень неграмотный?
– Да я чо, я думал, только в исламе можно десять жен…
– Во-первых, в исламе можно только четыре, не больше, а во-вторых, ты что такое придумал? Тебе почудилось, понял? Я же говорю, семья – святое!
– Да, – подтвердил Лысенко безрадостно, – святое… А я своих когда в последний раз видел? Эх, хреново, что в этих япониях день начинается на восемь часов раньше. Мы еще спим, а они уже действуют!
– Ну, – протянул Бронштейн, – для России спать – привычное дело. Борис Борисович, взгляните вот на эти цифры. Весьма тревожные.
Я взглянул, дыхание остановилось. Удар пришелся совсем с другой стороны. Нет, я понимал, конечно, что и там опасно, но как-то больше сосредотачивался на двух гигантах: Китае и Японии. На этот раз Китай и Япония ни при чем, хотя удар, действительно, с той стороны, с Востока. Все чаще в наших бывших среднеазиатских республиках Советского Союза, а теперь суверенных и независимых казахстанах, узбекистанах, киргизиях и прочих туркмениях начали погибать политические деятели. Началось еще два-три года назад, но только сейчас стало понятно, что случайность исключена: сперва умирали по разным причинам руководители среднего звена, теперь уже убивают высших чиновников. На днях погиб президент Киргизстана и серьезно ранен президент Туркмении, сейчас в реанимации, надежд на выздоровление нет. Оба сторонники советской власти, а на время избрания новых президентов власть временно перешла в руки вице-президентов, известных как фанатичные приверженцы единого исламского государства.
Иран, судя по косвенным данным, в последнее время активизировал попытки продвинуться и на север, поглотить Азербайджан, Узбекистан, Таджикистан, а также часть Казахстана. Это в три раза увеличит его население, добавит значительную территорию с огромными естественными ресурсами и далее, можно предположить, проложит путь к присоединению Афганистана и Пакистана. Таким образом, возникнет новая сверхдержава, протянувшаяся от Красного моря до Гиндукуша – нет, если говорить более конкретно, от Красного моря до Китая, и тогда на юге мы будем целиком граничить с враждебным нам государством.
Господи, защита Родины от гитлеровских орд была детской шалостью по сравнению с этой задачей!
Лысенко добавил надтреснутым голосом:
– Известно, что в обстановке строжайшей секретности встретились главы Китая, Японии и Саудовской Аравии. Неожиданность в том, что о таких встречах договариваются по дипломатическим каналам заранее, согласовывают порядок встречи, протокол, кто о чем будет говорить, а также вопросы, которых касаться ни в коем случае не следует. Все это, по крайней мере порядок и время встреч, доводится до представителей других стран, в дипломатии нет ничего важнее привычности и обыденности, так что любые неожиданные перемещения всегда вызывают настороженность. А здесь вот так сразу слетелись, остальные срочные дела отодвинуты, а то и вовсе похерены…