Заметив замешательство на лицах, я повысил голос:
– Я не случайно начал с дел международных! Как вы поняли, Америку крепко зажали. Я вижу на ваших лицах злорадство. Такое же видите на моем… Да, все мы, что человеку свойственно и естественно, желаем, чтобы Америка поскользнулась на банановой шкурке. Хорошенько так это поскользнулась, дабы копыта кверху, а затылком о кафельный пол!.. Понятно, так желают во всем мире, даже в тех странах, которые Америка считает союзниками. Если уж в Англии восемьдесят процентов населения желали поражения Америке в Ираке, то чего говорить о Германии или Франции, Турции или Китае? Про нас, Россию, я уж и вовсе молчу. Тут недавно снова услышал анекдот про каменоломни, вот-вот, вижу по вашим лицам, что и вы уже в курсе.
Они в самом деле ухмылялись, переглядывались, кто-то откровенно ржанул, не удержавшись.
– Вообще-то анекдоты, – сказал я, – прекрасный индикатор не только настроений, но и тенденций развития общества, даже тех или иных технологий. Анекдоты о сексуальных свободах появились еще в эпоху строгой морали, уже тогда ощутили, в каком направлении двигается общество! Так и сейчас плодится все больше анекдотов… подобных услышанному. Наступает великое противостояние цивилизаций, к чему мы оказались не готовы. Слишком долго шло противостояние идеологий, все следили за великой битвой гигантов: СССР и США, а тем временем выросли и набрались экономической и технической мощи страны, что оставались на периферии зрения…
Слушают внимательно, но я видел по лицам, что начинают недоумевать. Все-таки мы – националисты, что значит: была бы жива Россия, а все остальные – на фиг! На предыдущих пленумах говорили о России и только о России, да еще иногда о жидомасонах, что захватили власть и не дают русским ходу. Власов старался эти разговоры пресекать, как уводящие в сторону, а Лукошин, напротив, поощрял, оправдывая тем, что такие напоминания поднимают ярость масс, а это очень важно для сплоченности. Вот чеченцы чувствуют себя обиженными, потому и дерутся так яростно, если же русских так же истоптать жидами, то и русские, мол, воспрянут, начнут запрягать, на что Власов резонно отвечал, что у русских отличительными чертами были покорность да еще богомольность, смирение и все такое, а казаки, что далеки от смирения, почти что уже и не русские…
– Вы смотрите и слушаете новости, – сказал я. – Многие из вас благодаря Интернету оперативно получают рассылки прямо с сайтов отечественных и зарубежных изданий. Не буду напоминать, что Америку взяли в клещи. Она увязла в противоборстве с исламским миром, а этим воспользовались в первую очередь Япония – давний противник Америки, и, конечно же, Китай. К тому же, как ни странно, немалую поддержку противникам Америки оказывают Индия и Пакистан! Казалось бы, надо друг другу палки в колеса ставить, а они еще и в антиамериканизме соревнуются! Словом, ситуация в мире резко обострилась, что не может не задеть нас…
Цуриков выкрикнул с места:
– Борис Борисович, мы еще не правящая партия, а вы не президент!
Я развел руками.
– Все верно. Мы не можем влиять на события так, как хотелось бы. А президент, увы, больше занят проблемами своего имиджа. Он заканчивает править первый срок, очень хочет получить возможность рулить еще четыре года. Кроме своей предвыборной кампании, он ничего не видит! Потому я и потребовал созыва бюро, чтобы предложить новую концепцию продвижения наших идей. Все мы понимаем, что только мы, националисты, выражаем интересы народа, страны, государства! Все остальные партии – рвачи, мечтающие добраться до власти и хапать, хапать, хапать, а потом сбежать на Запад. Мы потому и националисты, что нам не безразлично, кто живет в России, как живут русские, куда идет наша страна.
Они смотрели очень серьезно, я вглядывался в их лица, червячок сомнения, что шевельнулся было, стыдливо спрятался под камешек. Да, хоть Цуриков, хоть Уховертов, хоть Троеградский – разве не заняли бы с их умом и талантами высшие должности в других партиях, где не столь трудные программы? Уж точно стали бы там лидерами, более того – привели бы те партии к власти. Правда, либо пришлось бы вести обещанную политику, что значит: Бога нет, воруй и предавай направо и налево, либо, придя к власти, попытаться изменить курс, но такое не под силу даже президенту страны. В смысле, изменить курс, ибо президент приходит не сам, а вместе со своим штабом, своей партией, что страхует его, защищает, поддерживает, укрывает от нападок и сама наносит упреждающие удары. Президент, попытавшийся пойти против воли партии, обречен. Потому эти умные и талантливые люди, а главное – честные и радеющие, как в наше рыночное время ни странно, не за свой карман, а за страну, здесь, в партии националистов.
– И вот сейчас, – продолжал я с натиском, – как партия, для которой важно не нахапать, а принести пользу России, а вместе с нею и всему миру, давайте подумаем: что для России сейчас особенно важно? Да, что важно? Прочертим хотя бы пунктиром ее путь в будущее, а уж потом выработаем программу, с которой выйдем на выборы.
Я оставил на стене большую карту России, обогнул трибуну и оказался лицом к лицу с сидящими в зале. Как ни странно, ощутил себя легче, трибуна обязывает, а так я могу говорить и спорить раскованно, здесь все мои соратники, мои друзья, мои единомышленники.
Уховертов из первого ряда посмотрел на меня настороженно.
– Что-то уж очень торжественно, – сказал он. – Что-то случилось?
Я мотнул головой.
– С нами – нет. Но с миром – да. Мы все еще мыслим по старинке. Для нас «вторжение» – это все еще наступление большими массами войск. Но в Китае вообще не проводится мобилизации! Все идет как обычно. Но в России уже девять миллионов китайцев, и каждый год их количество возрастает на… не помню точно, но у меня волосы встали дыбом, когда увидел первый раз. Поймите, количество русских из-за вымирания уменьшается каждый год на несколько миллионов человек, а количество китайцев на столько же увеличивается!.. Что вам еще надо? Зачем Китаю вторгаться с танками и многомиллионной армией, когда Россия и так постепенно переходит под китайский контроль?
Он поморщился.
– Какие вы сильные слова выбираете…
– А вы знаете, – ответил я ему и одновременно залу, где с напряжением ждали ответа, все-таки Уховертов спрашивал как бы от имени всех, – а вы знаете, что уже четыре процента нашей экономики под контролем китайцев?
Он фыркнул.
– Борис Борисович, не смешите мои тапочки. Что такое четыре процента?
– В этом году будет пять или шесть. А в следующем – семь. Если не все девять. Чем китайцев в нашей стране больше, тем более быстрыми темпами усиливают влияние. У них прекрасно поставлена разведка, исключительно эффективно работают «триады», и, что удивительно, «триады» в этом случае сотрудничают с китайской разведкой, а та делится с ними своей информацией…
– Не поверю! Китайцы жестоко расправляются с бандитами.