– Борис Борисович, – спросил почему-то опасливо, – для удачной кампании нужен удачный слоган. Мы с командой начнем подбирать?
Я отмахнулся.
– Наподбираете, стыдно людям в глаза смотреть будет.
– Но без слогана никак!
– Тогда вот вам: «Я не дам вам рыбу, но дам удочки!» Умный поймет, а дуракам растолкуют.
Он подумал, наморщил лоб, пробормотал:
– Ну, я-то понял… но никому растолковывать не буду, на фиг мне дураки?
– Голос дурака тоже важен, – объявил Лукошин. – Нельзя их всех отдавать демократам. Нас же тогда числом задавят!
Лысенко предложил:
– Тогда разделимся, кому вести пропаганду по дуракам, а кому по… ладно, за эту часть берусь я.
– По придуркам? – переспросил Лукошин ехидно. – Или полудуркам?
– Грубый вы, Глеб Васильевич, – укорил Лысенко. – А еще тилигент! Наверное, почвенник?
– А что, вы против почвенников?
– А вы еврей?
– Почему?
– А вопросом на вопрос!
Засмеялись, пошли в коридор курить, Лукошин на ходу оглянулся, сказал отечески:
– Борис Борисович, политик думает о следующих выборах, государственный деятель – о следующем поколении. Вы вполне соответствуете роли государственного мужа, так что вам курить нельзя, имидж испортите, поработайте пока и за тех парней, что в коридоре стреляют сигареты.
– В смысле, строить лагеря? – спросил Лысенко. – Или сразу начнем с расстрелов?
– Если с расстрелов сразу, то чем закончим?
– Демократией, ессно…
Час пролетел, как минута, я вошел в Инет, попробовал связаться с домашним компом, глухо, перезвонил по мобильному Беловичу, бодрый женский голос ответил сперва по-английски, что достичь абонента пока не в состоянии, а уже потом повторил по-русски. По-русски, понятно, коряво и с меньшим уважением, хотя и текст обоих вариантов писал наверняка русский, и начитывала на диск русская.
Я ушел с головой в работу, затем зашел Власов и спросил насчет тезисов, я с недоумением посмотрел на часы.
– Ого! Вот-вот появится Белович, привезет… Но что-то запаздывает.
Власов скривился.
– Если не остановят на дороге. Он гоняет, будто в экстремалы рвется… Ему бы гонщиком или этим, как их, подставляльщиком на скоростных дорогах. Ну, которые провоцируют на столкновение, а потом…
– Знаю, – перебил я. – Лихой! Но с ГАИ у него просто, всегда деньги наготове для штрафа. Не понимаю…
Он мрачно наблюдал, как я снова пытаюсь дозвониться, женский голос терпеливо объясняет мне, что абонент не отвечает, перезвоните позже, буркнул:
– Василий мог проговорить все деньги, а добавить на счет не успел. Такое часто бывает, так гадко. Всю жизнь прожил без мобильника, даже обычный телефон увидел в первой городской квартире, а вот теперь дня не могу…
Дверь распахнулась, быстро вошел бледный Терещенко, начальник моей охраны.
– Борис Борисович, – произнес он быстро, – только что взорвана ваша квартира. Погиб ваш сотрудник и серьезно ранен сопровождающий.
У Власова чашка задрожала в руках, я спросил севшим голосом:
– Белович?.. Как это случилось?
– Заминировали дверь. Он вошел с вашим ключом, тут же раздался взрыв. Очень мощный! Наш сотрудник стоял у лифта и следил за лестницей, так его и там зацепило обломком двери.
Я спросил пересохшим ртом:
– А сам Белович?
Он ответил с некоторым сочувствием:
– Погиб сразу. Его просто разметало. Сейчас там наши взрывотехники стараются определить по остаткам взрывчатки, где, откуда и как. Уже прибыли из органов, наш шеф сразу подключил высшие чины.
Я кивнул, конечно же, Терещенко первому позвонил Уварову, даже не Уварову, а непосредственному шефу, Куйбышенко, тот принял те меры, которые нужно принять срочно, а я здесь так, пятое колесо. Если не считать, что сейчас я уверен: Белович был самым лучшим, самым преданным и самым верным патриотом России.
Над разгадкой взрыва, как сообщали мне успокаивающе время от времени, работают специалисты из ФСБ, лучшие следователи МУРа, а также эксперты из МЧС. Уваров прислал ко мне в офис еще пятерых, представились частной охраной, но вроде бы случайно обронили пару реплик, дали понять, что в свое время руководили отделами в КГБ, даже сейчас есть связи в ФСБ, могут поторопить с анализами, имеют доступ к закрытым сведениям. Так что, мол, учтите, пользуйтесь, пока мы в вашем распоряжении.
Конечно же, видеокамер в подъезде нет, вернее, есть, но их пацаны обнаруживают и заклеивают какой-нибудь гадостью, и хотя их лица в этот момент запечатлеваются, но статьи за это не предусмотрено, все сходит безнаказанно, это же Россия, домофон постоянно выламывают с корнем, обычно висят оборванные провода, консьержка на посту появляется лишь в день зарплаты.
Комп мне принесли в тот же день, правильно сочтя наиболее ценным в квартире, дверь ставят новую по указанию Уварова, он же распорядился о достойных похоронах Беловича.
Мне обещали, что за два-три месяца сумеют раскрыть либо близко подойти к разгадке, но уже через неделю ко мне заехал Куйбышенко, хмурый, лицо усталое, пожаловался:
– Я человек рисковый, мы с Вячеславом Антоновичем такие банковские операции проворачивали, но вы, Борис Борисович, вообще лихач со своей идеей насчет Америки!.. Я понимал, что это тряхнет общество, но не думал, что будет вообще землетрясение и потрясание основ бытия!
Я попросил Юлию:
– Сделай нам кофе… Или предпочитаете сок?
Куйбышенко отмахнулся.
– Я перешел на модный ныне пирувайт. Говорят, полезный, а на вкус не совсем и гадость. Но если нет, то могу по старинке и кофе.
Юлия сказала вежливо:
– Есть fitness-shake, могу сделать коктейль.
– С молоком?
– С молоком, клубникой, ананасом, черникой…
– С клубникой, – прервал Куйбышенко. – Это такая баночка, на ней написано «With strawberry».
– Спасибо, что подсказали, – ответила Юлия невозмутимо. – Сейчас принесу.
Она исчезла, Куйбышенко сказал негромко:
– Могу сообщить предварительные итоги, но не думаю, что они изменятся…
Он умолк, я сказал:
– В этом помещении никто не бывал с того момента, как ваши люди установили систему глушилок. Если вы им доверяете…
Он кивнул.