– Командуй дальше ты! – крикнул он взбешенно Аснерду. – Я должен быть там!
– Ты не должен… – закричал ему вслед Аснерд, но Придон птицей взлетел в седло и ринулся в самую гущу схватки.
Нет, это походило даже не на продвижение косарей по зеленому жнивью, а как будто ураган пронесся по зеленым колосьям и примял их к земле, сломал, втоптал в землю. Легких коней артан вместе с седоками опрокинули железные всадники, а растоптали их те, кто несся следом. В войске артан нарастало замешательство, наконец оно дрогнуло и остановилось. Куявы потеряли скорость, их кони роняли пену, но всадники неутомимо рубились, понуждая усталых коней двигаться дальше.
И – дрогнули артане. Сперва еще рубились, мужественно принимая удар, затем в страхе и растерянности начали поворачивать коней. Даже не в страхе, а в непонимании, ведь они шли сюда рубить толстых и трусливых куявов, врываться в их дома и вытаскивать за золотые волосы пышных плачущих женщин и насиловать прямо на порогах их домов…
Придон налетел, как взбешенный демон. Его топор с лязгом рассекал закованных в железо воинов, словно те были разукрашенными бычьими пузырями, заполненными кровью. Во все стороны летели отсеченные руки, головы, части тел, конь Придона ломился вперед, опрокидывал, топтал копытами, хватал зубами и сбрасывал всадников. За Придоном двигался расширяющийся клин его телохранителей, за ними устремились самые сильные бойцы и богатыри, которых держал до решающей схватки.
Артане неслись подобно урагану, удар был страшен. Куявы, что до того, не потеряв ни человека, гнали, топтали, опрокидывали и с легкостью рубили свою же взбунтовавшуюся чернь, ощутили, что столкнулись с равной силой. И хотя куявские воины блистали железом, а артане щеголяли мускулами и здоровой кожей, схватка шла на равных, ибо артане дрались злее, умелее, а на скованные железными доспехами тела удары сыпались втрое быстрее, точнее, злее.
Куявы врубились далеко в артанское войско, но и артане клиньями врезались в ряды и массу куявов, где бешено рубились во все стороны, и после каждого такого удара пустело седло, хотя всадник бывал в двойном железе с головы до ног, а у артанина из всех доспехов только кожаный ремешок, что прижимал волосы ко лбу.
Так же часто падали и артане, ибо их топоры нередко лишь звенели, отскакивая от доспехов из закаленной стали, а длинные мечи и острые копья наносили глубокие раны, рассекали любые бугры мышц, доставали до сердец, отсекали руки и головы.
Во главе клина, что глубже всех врубился в артанское войско, двигался исполинский конь, покрытый пластинами стальных доспехов. В седле мерными взмахами косила противников длинным мечом закованная в стальной панцирь гигантская фигура. Это и был сам командующий всеми армиями Куявии Дунай. За ним рубились Рипей, Вихрян, многие знатные беры и мужественные воины. Их покрытые золотом доспехи блистали, как солнце, так же ярко блестели глаза в прорезях шлемов, а мечи неутомимо взлетали и опускались, сея смерть в артанских рядах.
Придон врубился в куявское войско со всем неистовством намного правее, за ним двигался воодушевленный Крок, по строгому наказу отца не отставая от Придона ни на шаг. Их топоры свирепствовали, казалось, независимо от хозяев: срубленные головы и руки взлетали в воздух, окропляя все вокруг красными брызгами. Придон продвигался, как тур через стадо овец. Стальные доспехи разлетались под ударами его топора, как горшки из пересохшей глины. Доспехи из простого железа и бронзы просто пропускали лезвие, будто не металл, а гнилое полотно, а он молниеносно обрушивал новый удар, разворачивался и рубил следующего, и так шаг за шагом, в глубь войска, к тому месту, где на возвышении и в неподвижности стоят полководцы, откуда руководят битвой.
Навстречу ему выезжали лучшие силачи Куявии, победители турниров, состязаний, но стоило им бросить взгляд на неистового артанского тцара, как ужас охватывал их души, дрожащие руки натягивали повод с такой силой, что кони кричали от боли, вставали на дыбы и поспешно пятились, только бы не оказаться на пути свирепого воина.
– За наши обиды! – слышался клич. – За наши… Отомстим!
– Отомстим! – выкрикнул Придон страшным голосом. – Победа!.. Победа!.. Победа!
Усталые руки налились силой, топоры снова поднимались и опускались с прежней силой и яростью. Наконец дорогу Придону решился загородить князь Прилесья Огрядный, отважный до безумия и уверенный в себе настолько, что везде обещал привести Придона с петлей на шее.
Они сшиблись, как две железных горы, но, когда рассеялась пыль, конь Придона перескочил через бьющееся в агонии, придавленное конским крупом распластанное тело, а Придон снова неутомимо рубил и все всматривался налитыми кровью глазами в неподвижную группу куявских полководцев.
Аснерд остался на холме озирать поле битвы хозяйским оком, он видел, как по куявскому войску проблескивает молния, сперва ровная на вскинутых мечах, потом изломалась, но все же оставался строй, молния взблескивала одновременно, тут же гасла и сверкала снова. Он восхитился слаженной работой, эти куявы драться умеют, они не умеют сражаться в одиночку, но их трудно одолеть в боевом строю. Из схватки часто выметывались кони, словно их вышвыривали: ошалевшие, с округлившимися глазами и развевающимися гривами. Некоторые несли на себе упавших на конскую шею всадников, другие тащили их по земле, не успевших выдернуть ногу из стремени.
Он видел, как засадный полк куявов выдвинулся из леса, там протрубил рожок, и все тяжелой массой понеслись, с намерением ударить в правый бок артанского войска.
– Тулей! – закричал их предводитель, Аснерд узнал по развевающемуся прапору дворцовое войско, самое отборное из отборных, где служили только сыновья знатных беров и лучшие из беричей.
– Тулей! – подхватило войско. – Тулей!
Артане заскрежетали зубами, Аснерд, как ощутил, привстал на стременах, повернулся к своим и сказал мощно:
– Настало время нам испить эту чашу!.. Вперед! Да заплачет он кровавыми слезами, обманщик!
– За наши обиды! – прогремел крик.
– Придон! – закричали голоса.
– Придон!
– Придон!
Крик нарастал, казалось, кричала страшным голосом сама земля, кричало небо, кричали камни. Куявы ощутили слабость в руках, ибо Тулей, за которого сражаются, обманул этого Придона, и хотя это понятно, так и надо, но все-таки артане в ярости не зря…
Куявы ударили, опрокинули передние ряды, а дальше одной лишь массой закованного в железо войска сокрушали, вбивали в землю всех, кто оказывался на дороге. Наконец теснота остановила натиск, тяжелым панцирникам пришлось бросить копья, выхватили мечи, пошла сеча, но сзади напирали, и вскоре уже не удавалось замахнуться даже мечом или топором, дрались рукоятями, били кулаками, в тесноте выхватывали из-за поясов ножи, но чаще всего схватывались голыми руками и валились с седел под копыта, где их затаптывали насмерть. Уже никто не кричал, слышны были только сдавленные хрипы, тяжелое дыхание, стоны, и только кони от ужаса кричали тонкими голосами.