— Просто хочу, чтобы это сказали вы, Василий Петрович.
— Чтобы оспорить?
— Ну да, я обожаю спорить.
Василий Петрович двинул плечами:
— Но если станет доступно… э-э… чтение мыслей, то отпадут возможности спора ради спора, из-за амбиций, нежелания уступить или признать чужую правоту. Жизнь потеряет некоторые краски!
— Некоторые?
Василий Петрович ответить не успел, Роман сказал язвительно:
— Смотря для кого. Для любителей засорять форумы флудом бесконечных споров… грядет кошмар! Увидеть собственную ничтожность… нет, увидеть, что другие видят их насквозь…
— А их масса, — подытожил Гулько.
— Что будет с ними?
Роман двинул плечами:
— А нам не плевать на эту биомассу? Мы уйдем дальше. С нами уйдут те, кто… скажем так, чист. И может раскрыть мысли другим. А взамен воспользоваться знаниями и умениями тех, кто открывается навстречу. Так выпьем же за следующий шаг!
Они потянулись ко мне с бокалами в руках. Я улыбался и чокался краем фужера, но под мелодичный звон сжимается в страхе мелкая душонка: как, все раскроется?
Василий Петрович заговорил лениво и с чуточку брезгливой миной на породистом лице бородатого патриарха:
— Да что за бред насчет чтения мыслей?.. Каждый, понимаете, каждый волен приоткрывать только то, что захочет сам. Никто-никто, даже всемогущие правительственные структуры не в состоянии вломиться вам под череп и посмотреть, что вы на самом деле думаете о власти или кому служите на самом деле!.. У всех полная неприкосновенность частной жизни!
Роман слушал заинтересованно, я ощутил толчок в бок с другой стороны, Гулько шепнул:
— А что он не говорит о самом главном?
— Коров ведут на бойню под успокаивающую музыку, — ответил за меня Тимур тихо.
Роман буркнул тихонько:
— Он все сказал верно. Каждый волен открываться сам. Но вот я, как и любой, буду испытывать недоверие к человеку, который скрывает слишком многое.
Тимур добавил:
— Такие вообще не смогут подниматься по служебной лесенке.
В кабинет входили по одному — по двое директора, главные менеджеры, руководители верхнего звена. В основном те, кого я набрал в процессе работы еще над «Виртуальной Москвой», когда еще не стала «Виртуальным миром». И не потому даже, что лучшие, я по атавистической привычке, как и все мы, больше доверяю тем, кого знаю. Врут все, но старички то ли врут меньше, то ли уже знаю, когда и где соврут, так что…. Словом, они директора, и сейчас я словно заново рассматривал их, не так уж и постаревших, за пятнадцать лет не так уж много морщин, но уже располневших, солидных, со сдержанными движениями людей с весом.
Пришла Алёна и сразу села там же, возле двери. Василий Петрович поднялся и наполнил ей бокал. Алёна с улыбкой поблагодарила его кивком, Василий Петрович по своей консервативности никак не может привыкнуть к равноправию полов и все еще распахивает перед дамами двери, уступает место, подает шубу и даже в особых случаях целует им руки.
— По служебной лестнице? — повторил Роман задумчиво. — Гм… самая высокая служебная лестница в политике.
Тимур подвигал складками на лбу, кивнул:
— Вообще-то в яблочко. В принципе первым надо было бы вставить такой чип политикам. Но именно они воспротивятся больше всех.
Скопа, он пришел в числе последних, но сразу же уловил о чем спор, сказал уверенно:
— А не впускать в политику тех, кто без чипа!.. Если до мыслей слесаря нам нет дела, то президент должен быть для всех как стеклышко.
Тимур, как вечный сверхрадикал, сказал горячо:
— Вы чего? О политиках говорите, как о людях! Да это самые лживые, подлые и грязные твари на свете!.. Они никогда-никогда не согласятся ни на какие чипы. Вся политика — это ложь, и если их мысли откроются, то… какая может быть политика?
Роман сходил к столу и вернулся с огромным куском торта на блюдце. Василий Петрович налил ему кофе, Роман кивнул, наблюдая за коричневой струйкой, и, не отрывая от нее взгляда, заговорил медленно:
— Мы об этом стараемся не говорить, но я чувствую, что все настроены за то, чтобы политиков в сингулярность не брать. Я угадал? Как и алкашей, наркоманов, футбольных фанатов и прочий человеческий мусор.
Василий Петрович поправил с иронической улыбкой:
— Вообще-то мы стараемся не говорить и даже не думать, кого брать, а кого нет. Интеллигенты сраные, что с нас взять. У нас уже в подкорке это равенство и братство, хотя ну никак не соглашусь на равенство и тем более братство с пропившимся алкашом, что валяется в канаве! Однако молчим. О некоторых вещах говорить не принято. Даже думать нехорошо, но думы нет-нет да и вылезут как бы сами по себе. Их контролировать труднее, а вот помалкивать о некоторых вещах удается легче. А мы все тактичныя и деликатныя, вот и помалкиваем о спорных вопросах. Никому не хочется, чтобы дураки тыкали грязными пальцами и орали обрадованно: хвашысты! Щас наши черепа мерить будут!
— Вот-вот, — сказал Гулько со вздохом. — Хвашисты. Сколько времени прошло с тех пор, а ярлыки живы. Но для нынешнего поколения что хвашисты, что гунны — из одной эпохи.
Роман зябко передернул плечами:
— Не знаю, как вы насчет грядущего чипа, но мне страшно. И я… не решусь ставить себе. Как только подумаю, сколько таких, что с дружелюбной и открытой улыбкой, глядя на коллегу, говорят ему, какой он хороший человек, а сами думают: чурка сраная, понаехало вас, черножопых, всех бы за шиворот да пинками в зад обратно в ваш Чуркистан…
Тимур хмыкнул:
— У нас еще что! Это в США начнется!.. Политкорректность — маска из бумаги, а под нею ненависть к черномазым негритосам, к косоглазым китаезам, ко всей швали, что прет из Латинской Америки… А все чернокожие, латиносы и узкоглазые, в свою очередь, ненавидят белых… К тому же кипит и бурлит тайная ненависть мусульман, их в Штатах уже двадцать миллионов… Эх, я бы сперва ввел чипы в Америке!
Роман сказал мрачно:
— Боюсь, так и случится.
— Боишься?
— Рухнут США, — пробурчал он, — рухнут и надежды на сингулярность. По крайней мере, в обозримом будущем.
Скопа аккуратно доскреб серебряной ложечкой остатки крема с блюдца, вздохнул и с надеждой посмотрел на стол, где на торте срезали только верхушку.
— Сингулярность будет, — возразил он, — уже опубликованы семь основных примет:
1. Вы рефинансируете ипотечный кредит в тридцать второй раз.
2. ГМ репки формирует биотехкомпанию и секвенирует собственный геном.