– Что случилось?.. Ты ранен? Много их было?
Он бросился осматривать рану. Иггельд постанывал сквозь зубы. Ратша поспешно вытащил бурдюк с вином, Иггельд жадно припал к отверстию пересохшим ртом. Блестка отвернулась, не желая видеть роняющего свое достоинство мужчину, которого в последние минуты уже начала уважать. Правда, совсем немножко.
– Один дракон… – прохрипел Иггельд, оторвавшись на миг от бурдюка, – стоит сотни воинов…
– Там был дракон?
– Да.
– Откуда?.. Где он?
Иггельд кивнул на Блестку. Ратша смотрел на нее с изумлением и гневом. Бросился к мешкам, вытащил чистую тряпицу, заставил поднять руки, стащил через голову плотно облегающую кольчугу, весь левый бок нижней рубашки в крови. Присвистнул, поднял ее, торопливо принялся туго перевязывать бок Иггельд морщился, еще дважды прикладывался к бурдюку.
Ратша поинтересовался рассерженно:
– И что, опять ночевать в этой проклятой степи? Когда я не вижу гор со всех сторон, мне становится жутко!
– Артане живут так всю жизнь…
– Что артане, – отмахнулся Ратша. – Козы и дикие кони тоже так живут… Хотя умные козы прыгают по горам, а глупые – по степи… Эх, Иггельд! Удивляешь ты меня… Мы ж целый день потеряли! Пусть бы бежала, черт с нею. Стоило ли из-за нее… вот так?
Иггельд поморщился, Ратша затягивал рану туго, посмотрел на Блестку, на рану, снова на пленницу.
– Не знаю, – ответил он устало. – Но тогда казалось, что стоило. Дурак я, Ратша.
– Еще какой, – подтвердил Ратша с готовностью.
Он туго перетянул бок, Иггельд сидел, прислонившись спиной к дракону, тот дремал, счастливый, что все вместе и все хорошо. Облизывать ему Иггельда не дали, вдвоем с Ратшей уверили, что все хорошо, это такая игра, спи. И он заснул, драконы вообще, как обронил как-то Иггельд, спят вдвое больше людей. И вообще человек спит меньше всех зверей на свете.
Иггельд тоже дремал, измученный изнурительной погоней, а потом еще и раной. Блестка опустила веки, но из-под густых ресниц поглядывала на пленителя с ненавистью, недоумением и странным сочувствием. Не похож на куява, слишком сильное мужественное тело, никакой рыхлости, одни мышцы. Даже у прокаленных солнцем артан бывает больше лишнего мяса, а этот как будто весь из сухих жил, грудь не рыхлая, как у всех куявов, у них почти похожа на женскую, а будто выкованные из светлой меди выпуклые пластины, ровные квадратики живота. И хотя почти все под повязкой… там на боку все-таки проступает кровь снова, тряпка набухает… и хотя те мышцы почти не видно, но этот Ночной Дракон выглядит сильным и свирепым воином.
Он, словно ощутив ее взгляд, открыл глаза, серые, как у мокрой толстой рыбы. Блестке почудилась некая незащищенность, и сразу уважительное мнение, как о сильном и беспощадном воителе, размылось, упало, испортилось, все-таки этот куяв слаб, несмотря на сильное тело, что-то в нем с гнильцой, нет настоящей жестокости, что требуется от мужчины.
Она закрыла глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом, а Иггельд морщился от жгучей боли, смотрел на нее и не понимал, что же в ней такое необыкновенное и почему эта уродина… нет, не уродина, это он со злости, но явно же не красавица… выглядит такой… привлекательной?
Вот видишь, сказал он себе ядовито, даже запинаешься на каждом слове. Что ни слово, то неверно. Она не просто привлекательна, она прекрасна. Но только будто не для этой жизни… В Куявии на нее не посмотрит ни один мужчина. Нет, конечно, посмотрит и даже протянет руку, но тут же отдернет, обожженный одним ее взглядом. Отдернет, отпрянет и поклянется даже не смотреть в сторону этой огненной ведьмы с черными волосами. Все предпочитаем спокойных покладистых красавиц, что встречают нас милыми приветливыми улыбками. Понимают нас… или прикидываются, что понимают, а нам вообще-то все равно, в самом деле понимают или прикидываются, главное же – что жизнь течет ровно и без порогов, подводных камней. С куявскими женщинами легко и просто. Женщины Куявии различаются разве что по росту да немножко по масти, хотя краска, каблуки и пышные платья выравнивают даже такие различия, а характер у всех словно один на всех…
Блестка, не выдержав долго сидеть с закрытыми глазами, подняла веки, но смотрела теперь прямо перед собой на великолепный торжественный закат, в полыхающие облака. Краем глаза, конечно, видела его взгляд, ежилась, нет в том взгляде ненависти, а только горестное недоумение, но все равно смотрела даже сквозь Ратшу, что на этот раз развел костер в яме, дабы никто не заметил огонь в ночи.
Не выдержав, она сказала насмешливо:
– Вы же в родной Куявии, откуда такая трусость?
Ратша ответил спокойно, без всякой обиды в голосе, да и как обижаться взрослому на глупого ребенка:
– А нам никаких гостей не надо.
Иггельд пошевелился, лицо перекосилось, но смолчал. Она украдкой наблюдала за ним, взгляд скользнул на дальний кустарник, на темнеющие с заходом солнца травы, снова посмотрела на мрачного Иггельда. Из нее вырвалось помимо воли:
– Вон там забудь-трава.
Иггельд поморщился, буркнул:
– Ну и что?
– Если ее потереть и приложить к ране, – объяснила она сухо, – боль утихнет. Иначе всю ночь будешь выть, спать не дашь…
Он фыркнул:
– А с болью утихну и я?.. Высунув язык и с вытаращенными глазами? Придумай чего-нибудь еще.
Она сказала зло:
– Ты дурак, если не умеешь отличить, когда говорят правду и… от военной хитрости!
Ратша сказал предостерегающе:
– Иггельд, не верь этой змее.
– Я и не верю, – откликнулся Иггельд. Он поморщился, переждал боль. – Но если даст слово, что не убежит…
– Иггельд! – выкрикнул Ратша. – Мы сейчас уже в бою! А когда бой, всякое слово теряет силу.
Иггельд посмотрел на Блестку. Она поднялась, лицо ее было холодным и бесстрастным.
– Я даю слово, – произнесла она ровным голосом, – что не убегу… пока буду рвать забудь-траву и нести обратно.
Ратша вполголоса выругался. Иггельд кивнул, принимая клятву, сказал Ратше:
– Освободи ее от веревки.
– Иггельд!
– Освободи, – велел Иггельд. – Для дикарей нарушить клятву хуже, чем смерть.
Ратша пожал плечами: мол, ты у нас старший, вытащил нож и подошел к Блестке. Она презрительно смотрела мимо. Этот ветеран играет лезвием, напускает на себя грозный вид, старается запугать, хотя сам он понятен и предсказуем. Из них двоих считаться стоит только со светловолосым великаном.
Он повертел ножом перед ее глазами, сунул в ножны и принялся развязывать узлы. Блестка все так же надменно смотрела мимо. Ратша сердито проворчал: