— Так. Но это не все, малыш.
Я сжал челюсти, не терплю, когда меня так называют, хотя ростом я в самом деле не слишком, да и по возрасту здесь, пожалуй, самый молодой.
— А что еще?
— Подумай, — предложил он. — Мы все здесь для того, чтобы думать.
По мне словно прошел разряд электрического тока. Я вздрогнул, прошептал:
— Ты еще и пробуешь создавать их сам…
Он горделиво улыбнулся.
— В точку. Более того, на этой карте два вида спорта, которые придумал я и умело внедрил в массы. Если угадаешь с первого раза — с меня пиво.
Я повернулся к стене с ватманом, скрывая волнение. Волосы зашевелились от суеверного ужаса и великого почтения. Господи, с какими титанами мне посчастливилось работать бок о бок! Подумать только, эти люди создают то, чем часть человечества начинает заниматься с великим удовольствием, а другая часть, побольше, с интересом следит за соревнованиями, болеет, комментирует, пишет в блогах, создает группы поддержки и фанатские команды для битья морд идиотам, что болеют за соперников.
— Вот это, — сказал я, — а еще вот… нет, вот это!
Он выглядел сконфуженным.
— Что, такие плохие? Уступают другим?.. Как удалось вычислить?
Я сказал милостиво:
— Нет, не уступают. Просто ты их выписал чересчур тщательно. С великой любовью, как каллиграф. А остальные — просто надписи.
Он сказал с облегчением:
— Все равно с меня пиво. И всем скажу, что я в споре проиграл.
Комп довольно заурчал, увидев меня на пороге кабинета, огромный экран вспыхнул приглашающе, но я опустился в кресло и бараньим взглядом уставился в стену напротив. Хороший щелчок по задранному носу, ничего не скажешь. И хотя я не слишком еще и задираю, но все-таки счел себя уникальным, но вот с виду такой ржущий и пустоголовый Цибульский создает новые виды спорта и развлечений, что охватывают весь мир быстрее, чем мое дурацкое движение голосисечников, и держится предельно скромно.
Не думаю, что Тарасюк, Жуков, Арнольд Арнольдович или Орест Димыч ему уступают, да и остальные, с кем мне приходилось сидеть за столом хотя бы во время обеда, в каждом слове и жесте демонстрируют блестящий ум и умение смотреть далеко за горизонт.
— За работу, — сказал я себе зло. — Ишь, расслабился, уникум из Бобруйска…
Неделя за неделей, месяц за месяцем летят, как с деревьев листья. Я вкалывал, не обращая внимания на смену дня и ночи, весны и лета, на мелькающие за окном то снег, то желтые от цветущих одуванчиков поля.
Однажды на экране мигнула иконка с лицом Глеба Модестовича, тут же звякнул сигнал, на весь экран высветилась его раскудлаченная голова. Стекла очков блестят так, что глаз не видно, а кажется, что в глазных впадинах полыхает яростное пламя.
— Евгений, — произнес он коротко, — зайдите ко мне.
Я вскочил.
— Есть, хозяин! С мячиком?
Он поморщился.
— И кто это вас апает, такого несерьезного?
— Не знаю, — ответил я. — Думал, что вы. Бегу!
В коридоре пусто, я в самом деле пробежал, чувствуя в себе застоявшиеся силы. Однако перед дверью кабинета главы фирмы я перешел на шаг, поправил одежду и постучал четко и аккуратно.
— Входите, Женя.
Переступил порог кабинета я с некоторым душевным трепетом, что не покидает с первого же дня. Казалось бы, должен привыкнуть, но благоговения не уменьшается. Напротив, все больше убеждаюсь в могуществе корпорации, с этим осознанием растет и почтительный трепет, едва подумаю, в какой фирме работаю.
Глеб Модестович поднял голову от бумаг на столе, лицо слегка осунувшееся, под глазами темные мешки, но взглянул достаточно приветливо.
— А, Евгений… Садись, дорогой. Как здоровье?
— Спасибо, не жалуется.
— Ха-ха, отлично. А я вот такого сказать не могу. Увы, все наше могущество не спасает нас от старости, ветхости и, увы, отбрасывания копыт. Или, как говорят ныне, склеивания ласт.
— Медицина двигается гигантскими шагами, — сказал я с глубоким сочувствием. — Каждый день сыплются открытия…
Он ухмыльнулся.
— К счастью, не только в медицине. Вот у меня на столе целый перечень… Надо решить, какие разрабатывать, какие притормозить, какие нам безразличны… Как тебе работа в фирме?
Я ответил с жаром:
— Чудо!
— В каком смысле?
— Даже мечтать не мог о работе в такой… организации!
Он уловил, что слово «фирма» я заменил на слово «организация», но не подал виду, скупо улыбнулся.
— Хорошо. И ты пришелся ко двору. И отзывы о тебе хорошие, и, что главное, результаты твоей работы. Это все-таки главнее. Хороших людей, к счастью, много, но мало хороших специалистов. Да еще в таком поле, где ты хоть и не один, но ты один из лучших.
Я промолчал, не зная, как реагировать, только смотрел ему преданно в глаза и неслышно вилял хвостом. Он покосился на экран, улыбка раздвинула губы, сказал чуть строже:
— Есть мнение, что ты уже дорос до настоящей работы.
Голова моя вздрогнула, будто по ней ударили молотом. Даже зашумело, а в глазах вспыхнули искры. А то, чем я занимался, не настоящая?
— Если вы считаете, — пролепетал я, — вам виднее… Не мне оценивать, что и как я делал.
Он кивнул.
— Правильный ответ. Тебе поручают задачу, ты ее решаешь, а как она применяется… и что из этого получается — уже не твоя забота. Если даже не сработает, то это скорее из-за криворукости тех, кто внедряет в жизнь. Сейчас тебя переводим на уровень Б.
Я замер. Мне казалось, что между моим С+ и Б стоит целый ряд ступеней, а то и этажей. Он, внимательно наблюдая за моим лицом, кивнул.
— Ты прав. Твоя последняя работа оказалась просто шедевром. К счастью, и в реал ее сумели ввести без сучка и задоринки, так что все наши увидели твои возможности во всем блеске. А так как обходимся без всякой бюрократии, то иди сейчас к себе уже сотрудником с правами категории Б. Не успеешь дойти до своего кабинета, получишь доступ ко всем файлам этого стаза.
Я прошептал:
— Инцидент в Кении?..
Он кивнул.
— Да. Все получилось.
— Но еще не…
Он выставил ладонь.
— Включи телевизор. Сегодня впервые прошла инфа по всем каналам! Би-би-си с облегчением сообщила первой, что межплеменные и межрасовые столкновения идут на убыль. Как видишь, у простого народа появилась более лакомая морковка, а ее подкинул ты, мы это хорошо знаем. Так что автоматы если и не сдадут, то снимут с плеч. Ты уже спас несколько тысяч человек от резни, а в целом спасаешь целый регион от опустошения. Кроме того, мы не можем позволить, чтобы нефтяные заводы перестали работать. Тем более нельзя позволить их взрывать…