Фингайн принес лом, чтобы заглянуть в саркофаг. Он ожидал от Оноре любой подлости. И хотел быть уверенным до конца. Рыцарь лежал в гробу всего три дня. Говорили, что он неудачно упал и сломал себе шею на лестнице. Маураван не верил этим слухам. Это было не похоже на Оноре. Фингайн разговаривал со слугой, работавшим на кухне в доме, где поселился гептарх Жиль. Мужчина клялся всеми святыми, что не видел Оноре уже несколько недель. И, прикрыв рот рукой, шептал, что между примархом и гептархом произошла серьезная ссора. Оноре умер за день до того, как Жиль покинул припортовую крепость.
То, что его не положили в свинцовый гроб, чтобы отправить тело в Валлонкур, могло означать две вещи. Либо в гробу лежал не тот человек, либо примарх так низко пал в глазах своих братьев-рыцарей, что ему отказали в этой последней чести.
Фингайн изо всех сил оперся на лом. Саркофаг открылся с негромким скрипом. В воздухе распространился отвратительный запах. Эльф поднял фонарь, чтобы рассмотреть повнимательнее то, что там лежало. Этот мужчина явно был мертв более трех дней!
Мауравани задержал дыхание. Дешевый каменный саркофаг не был воздухонепроницаемым. На теле копошились мерзкие черви. Лицо мертвеца невозможно было опознать. Но цвет и длина волос совпадали с тем, что он знал об Оноре. Правая рука отсутствовала, обрубок зажил много месяцев назад.
Рост и общие пропорции в целом соответствовали описанию примарха. Впрочем, лежавший в гробу человек сильно отощал. Одежды его были грязными. На нем не было доспеха, только нагрудник с циничным гербом — вот и все, что ему оставили.
Фингайн поднял плату кирасы и разорвал поношенные одежды. То, что он увидел, потрясло его до глубины души. Он отвернулся. Вдохнул воздух через рот. Вот почему труп был таким худым! Мужчину тяжко пытали. Похоже, с него живьем срезали плоть и обрабатывали раны так, чтобы скорая смерть не наступила. Обеих икр не было. Других частей тоже… Должно быть, это происходило по приказу гептарха. Они чудовища, все они, эти князья Церкви. Один хуже другого!
Фингайн вынул предпоследнюю стрелу из своего колчана и положил ее рядом с трупом. Ему очень хотелось оказаться наконец в лесах на Голове Альва и навсегда повернуться к миру людей спиной. Осталось последнее.
Он положил нагрудник на место и закрыл тяжелый саркофаг. Скоро его работа будет завершена.
Эрек в отчаянии смотрел на груды бумаги, возвышавшиеся на столе. В прошлом он любил посмеяться над Гисхильдой, поскольку этой частью дел всегда занималась она. Ей это нравилось, поскольку позволяло не покидать своих покоев.
Со времен возвращения из Альдарвика она избегала его как могла. Ни разу за все прошедшие с тех пор луны не лежал он с ней. Впрочем, и рыцарь все это время не показывался. Он крал сердца фьордландцев своими подвигами.
Эрек отодвинул бумаги в сторону. Когда наконец родится наследник, все изменится, думал он. Гисхильда тоже наверняка станет относиться к нему совершенно иначе.
Он и ждал часа рождения, он и сильно боялся этого. Не узнает ли он лицо рыцаря в чертах своего ребенка? И что тогда делать? Другие тоже наверняка могут заметить это.
Король выглянул в окно. Солнце стояло высоко в небе. По ту сторону крепостных стен собирали сено. Сейчас ему гораздо больше хотелось оказаться в поле с косой: честная работа и все черные мысли разлетелись бы прочь. До захода солнца это еще не случится, так сказали женщины.
Эрек вздохнул. Сейчас он не мог покинуть дворец. Ведь может статься, что ребенок родится до заката.
Роксанна часто приходила к нему в последнее время. Трижды рассказывала ему историю рождения Снорри. Вещи, которые совершенно не хотелось слышать Эреку. Наверняка она желала всего лишь успокоить его и подготовить к родам жены, но добилась прямо противоположного. То, что женщины из их рода никогда не рожают днем, — это еще самое безобидное. Может быть, все дело в том, что у Роксанны черные волосы? Может быть, черноволосые рожают детей ночью? А светловолосые — днем? Как же мало он знает обо всех этих женских делах! Ведь в его деревне считалось дурным знаком, если ребенок рождался в темное время суток. Такие озорники обладали дурным характером и плакали больше, чем дети, приходившие в этот мир при свете дня. Он подумал о том, под какой несчастливой звездой родится его сын. В стране враг. Скоро орденские рыцари пойдут на Фирнстайн. Может быть, нужно помолиться богам, чтобы это оказалась дочь. Ее можно было бы однажды выдать за князя-священнослужителя. Если рыцари ордена потеряют в этой стране слишком много людей, то, быть может, передумают и пойдут на переговоры.
Эрек задержал дыхание и прислушался. Ему послышалось или же это кричала Гисхильда? Снова стало тихо.
Он взял со стола один из листков бумаги, чтобы отвлечься. Буква за буквой продирался он через строчки. Просто невероятно, что существуют люди, которые читают ради удовольствия! Речь шла о наемнице, убитой эльфийской стрелой. Почему его обременяют подобными вещами? И какое же решение нужно принять? Похоже, эта баба подвизалась выступать на дуэлях вместо других людей. Богатые трусы любят сражаться подобным образом. Нужно издать закон, вынуждающий дуэлянтов самих держать в руках меч. Может быть, родственники какого-нибудь честного парня, которого заколола эта баба, решили отомстить и наняли убийцу? Удивляет только то, что эльфы идут на такие вещи. Если бы кентавр или кобольд, он бы не удивился. Но эльфы…
Он отложил бумагу в сторону. Подумал о фехтовальщице, которую нашли в переулке. Стрела вошла в грудь спереди. Если бы ей стреляли в спину, он, может быть, и предпринял бы что-либо. Но, в общем-то, все было честно. Мысль о залитой кровью женщине пробудила воспоминания об историях Роксанны о рождении Снорри. Если верить ей, то штурм обороняемой бреши в крепостной стене — легкая прогулка по сравнению с теми родами. Она тогда едва не умерла. Гисхильда была свидетельницей тех родов. И он знал, как страшно ей было. Насколько он ее знал, королева сейчас гораздо охотнее отправилась бы в бой. Он должен быть с ней! Но женщины не терпят мужчин поблизости от роженицы.
К счастью, с ними Морвенна. Темная, скупая на слова. Но Роксанна очень высокого мнения о ней. Королева-мать, вероятно, умерла бы, если бы в ту далекую зимнюю ночь не пришла Морвенна, чтобы помочь Снорри появиться на свет. Но мальчик умер так рано… Может быть, если ребенку на свет помогает родиться эльфийка, это приносит несчастье? Может быть, она нарушила планы богов и прогневила Лута?
Стук в дверь. Прежде чем Эрек успел что-либо сказать, дверь распахнулась. На пороге стояла служанка с окровавленными руками, не решаясь войти в комнату. Нет, это не служанка. Это повитуха. И она плакала!
— Идемте, господин. Идемте скорее!
Как больно! Она привыкла к боли, но ведь это совсем другое…
— Дыши. Дыши спокойно. — Морвенна стояла рядом, внимательно наблюдая за ней.
Гисхильда уже не могла слышать этого! Она ведь старалась, но ощущение было такое, словно из нее лез кочан капусты. Боль, а потом лица двух повитух… Она заморгала. Куда подевалась вторая повитуха?